Я давно не был в своем любимом городе N.
Город N - это город двухэтажных красно-кирпичных домов, натыканных всюду сараев и гаражей, это письма в конверте раз в две недели, это белье, развешенное на веревках на улице, это мухи на липкой ленте в продовольственном магазине № 40, это курицы и утки, снующие между колес старых дедовских велосипедов и мотоциклов. Это город – копия тысяч других таких же городков любой области нашей страны. Вэлкам!
Этот город живет для меня только в памяти и только в статике – в середине 90-х годов. Да, сколь быстро и стремительно не текло бы время, сколь быстро не развивались и крепли экономические связи, информационные технологии, статистические показатели уровня жизни, этот город останется – навсегда – городом моего детства, затерянным в девяностых, с одним кафе на углу, с двумя магазинами на противоположных концах центральной улицы, с криком петухов и ревом мотоциклов по утрам, с телеграфом и очередью в телеграфе, с одним домом культуры и густыми клумбами цветов, высаженных возле него…Это город моей памяти, город – призрак. Город – утопия. Город, который навсегда будет для меня слишком солнечным и слишком счастливым. Вэлкам!
Добро пожаловать в город, где я был живым, и где были люди, с которыми я чувствовал, что жив. Добро пожаловать в то время, в котором я не умел мечтать, представьте - не умел, - потому что мечтать не было времени.
Потому что мы воевали дворами, потому что за одеждой приходилось ездить либо в Тулу, либо в Москву, потому что вместо комфорта тебя ждали несколько десятков квадратных метров полов, килограммов белья и картошки, которую нужно было выкапывать, сушить и ссыпать в яму. Потому что вместо десятков радиостанций были кассеты с рок-музыкой, покупаемых в единственном киоске на углу. Или в Москве, или в Новомосковске, или еще черти где, и куда бы ты не приехал, везде было одно и тоже, только людей там было больше.
Тогда у меня не было времени мечтать, привычки слишком много думать, жалеть себя, жалеть прошлое, - не было мягкотелости, излишней впечатлительности и прочих атрибутов души городского жителя. Город превращает душу в жижу, и жизнь начинает вертеться только возле самого себя.
Позже я узнаю, что такое бессмысленное сидение в баре до полночи, бессмысленные поездки на машине от желания хоть куда-то себя деть, бессмысленные отношения с другими людьми, - все это от собственного эгоизма, - и все это я узнаю гораздо позже, а пока….Пока я закатывал в банки соления, драил полы в коридоре, возил воду на тележке из соседнего поселка и глазел на витрины с кассетами. Вечерами мы прятались в соседних дворах, доставали спрятанные в подъезде сигареты и раскуривали их до состояния красных глаз. Мы вели разборки для тех, кто называл N – деревней, для приезжих, то бишь. Мы мчались куда-то сквозь кусты, ветки, редкие перелески, расцарапав в кровь лицо и грудь, через тернии – к звездам. Мы зажигали звезду – одну на всех, и раскуривали ее по очереди, по кругу.
За сигаретой она говорила мне, что ненавидит свою мать, - та спит с чуркой с рынка. За продукты? Скорее всего. У нее было одно желание, - переехать к тетке в двухстах километрах от города N и выучиться на медсестру. Простые желания. Простое желание Коляна отремонтировать байк отца и уехать на нем к морю. Простое желание Ромки отвезти собаку в районный ветеринарный центр, иначе последняя просто сдохнет, она третий день ничего не ест. И даже все эти простые желания были тогда почти не осуществимыми: Олька не нужна была своей тетке за двести километров от N, Колян не поедет к морю, даже если починит свой байк, а собака Ромки все равно умрет, потому что нет денег на лечение собаки.
Я помню каждого, с кем ночами курил на задворках того обшарпанного городишки, - каждый откровенный разговор, каждый оголенный нерв, каждое движение души, - как будто бы кто-то записал это все на невидимую пленку, а потом внедрил ее в мозг. Это не забыть.
А потом я помню поезд, который стрелой уносил меня на восток за две тысячи километров, в чужой город, там было всегда холодно и сыро. Там я познакомился с одиночеством и одинокими людьми, там я научился пить в одиночку. Я почти уверен, - в N в одиночку никто не пьет….
Я помню острую нехватку именно тех людей, с которыми зажигал звезду и раскуривал ее в порядке очереди, по кругу….
И я нашел их в Интрнете. Практически всех.
Среди тупых розовых рамочек, приписочек love, pussy, вставленных фотографий малоизвестных моделей, я нашел их лица. Нормальные лица, понимаете?
Не вставленный аватар с чьей-то глянцевой рожей, не проделки фотошопа и даже не лучшие их фотографии. Это было очень приятно.
А знаете, что еще приятно: все они, никуда не уехав, остались жить там, в городе моего детства.
