Литературный форум. Клуб писателей - "Золотое перо"

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.



Чаррина и туман

Сообщений 1 страница 4 из 4

1

Жанр - фэнтези. Нечто наподобие миниатюрного "женского романа" с лёгким эротическим и юмористическим уклоном.

Благородная чэрья Тана, достаточно юная и красивая, чтобы называться чарриной, шла по переулку от улицы Мятых Роз на улицу Разноцветных фонарей. Люминесцентный туман стелился по улицам города. Перламутровый, переливающийся, вспыхивающий сотнями различных оттенков, он походил на щупальца живого существа. Иногда в нём вспыхивали огоньки – это сгорали фракции горючих постиндустриальных магоотходов. Именно из-за него чэрья и просмотрела настоящую опасность – и щупальца, которые на этот раз были настоящими.
По ночам на улицах Фельтмира было очень красиво. Мягко сияли газовые рожки – щупальца порождённого магическими отходами тумана по какой-то страной прихоти обвивали столбы, тянулись к фонарям, словно мотыльки на свет. Каждый фонарь, подвешенный на высоком кедровом столбе, был окутан мерцающей муфтой тумана. От этого его свет казался тусклым, почти матовым.
Туман рождался днём, когда высокие кирпичные трубы многочисленных магозаводов выбрасывали в воздух бесчисленные струи отходов – красные, зелёные, голубые, они разноцветными лентами поднимались в небо. Однако некоторые газовые фракции оказывались слишком тяжёлыми и не желали покидать Блестящий Город. Они спускались на улицы, порождая причудливые оптические эффекты, а иногда и магические – никто из обычных обитателей Фельтмира не удивлялся, если вдруг его новехонький цилиндр, купленный в магазине «Только для достопочтенных» за 20 рингов, внезапно превращался в крикливого какаду или ошарашенную канарейку.
Туман рождался, когда струи различных отходов, причудливо переплетаясь, порождали целое. Некоторые маги указывали, что это подозрительно похоже на зарождение жизни, подобно тому, как одноклеточные предки благородных тэр-фортов зародились в бурлящем океане До-жизни мириады лет тому назад. Иногда Туман и правда создавал впечатление псевдоразумного – например, тогда, когда совершенно внезапно его сверкающие полупрозрачные щупальца накидывались на беззаботную хорошенькую ми-чарту, и в мгновение ока делали всю одежду на ней прозрачной. Некоторые магические эффекты Тумана были таковы, что их неделями не удавалось вывести никакими заклятиями. Например, одна благородная чаррина не могла выезжать в свет почти 3 недели – любые одетые на неё платья спустя полтора часа становились избирательно прозрачными. Весьма пикантно избирательно, надо сказать.
Бороться с Туманом было невозможно. Как только обитатели Зелёных Районов или пруэрты подавали петицию на стол Мэру, как тут же Экономический Отдел, Отряд Вольной Хартии, Коллегия по Производству подавали протест, ссылаясь на экономическую нецелесообразность и практическую невозможность снижения уровня выбросов в атмосферу на данном этапе. Мы же хотим лишиться наших удобств цивилизации, благородные чертью? Тогда терпите…. Терпите безобидные выходки Тумана.

Наиболее благородные и самые богатые из Семей заказывали у магов и носили особые амулеты, избавляющие от большинства проделок Тумана и снижающие риск прочих до вполне приемлемой величины. Остальным оставалось запастись стоическим терпением и философским взглядом на жизнь. А также амулетами качеством намного пониже. Не каждый же может позволить себе запастись амулетами у Архимагов. Некоторые имеющие широкое хождение амулеты и вовсе оказывались фальшивыми, что порождало чрезвычайно забавные ситуации и служило источником неисчислимых конфузов. Впрочем, всё это делало жизнь в спесивом Фёльгаре только веселее.
По-настоящему Туман начинал сгущаться только вечером. Но и до этого времени он доставлял массу хлопот. Сама чэрья Таниана не раз оказывалась объектом шуточек бесплотного полуразумного существа. Видимо, по какой-то более чем загадочной причине конгломерат отходов полагал себя существом мужского рода, и это доставляло юным чарринам целую массу хлопот. То развяжет завязочки на корсете, то совсем уж неприлично задерёт подол платьица – до коленок, а то и, забравшись под юбочку, возбудит до неприличия. Но это было ещё ерунда. Арсенал шуточек у магического порождения цивилизации был тот ещё. Впрочем, рано или поздно все юные чаррины начинали относится к его проделкам по философски снисходительно. Так или иначе, деваться было некуда. Да и хвала богам, не в Тёмные Времена живём…. Увидев девушку без одежды, благородные чэртью предлагали ей плащ и помогали добраться до дома. Лишь некоторых девушек это бесило по настоящему. Но похоже, именно с такими упрямицами туману и доставляло наибольшее удовольствие развлекаться….
А вот почему Туман полагал себя в некотором роде мужчиной, действительно интриговало. Некоторые учёные полагали, что всё дело было в некоторой частичной разумности оного. Впитывая информацию, словно губка, он получал обрывки новостей из зачитываемых газет; слушал сплетни на крыльце вместе с кумушками, распивал чай вместе с благородными чэртью в Ватербелл-Холлде. Весь мир кругом его был мужским, и Фёльтгар не был исключением. Даже слово «человек» в бэскальском – мужского рода. Все шуточки в газетах рассчитаны отнюдь не на утончённых дам, а скорее на респектабельных чертью. Пошлые анекдоты, которые травят в Чёрных кварталах, так и пронизаны духом мужского шовинизма. Кто правил Фёльгаром? Мужчины. Вот и Туман полагал себя мужского рода. Впитывая надежды, страхи и желания мужского рода, он реализовывал их – особенно те, говорить о которых вслух полагалось неприемлемым в любом обществе. Сложно сказать, делало ли это жизнь в целом лучше или лучше, однако определённо делало её веселее. Чэрью Тана не относилась к высокомерным самодовольным идиоткам, а потому воспринимала большую часть выходок Тумана с присущим её чувством юмора. К тому несколько «удачных» шуточек как-то раз помогли ей завязать приятные знакомства. Не каждый мужчина может устоять, увидев чэрью Эльфесса голой. Фигура её достойна кисти Саммаэля. Приятные знакомства вылились в ещё более приятное времяпровождение, а оно, в свою очередь, помогло ей в решении некоторых ключевых вопросов. Жизнь в Фельтмире так сложна и непонятна! Сейчас у чэрью был свой уютный небольшой дом на Тихой набережной, подальше от громадных труб Последних Заводов и Лабораторий Магических Экспериментов. Ничего ежеминутно не взрывалось под носом, в гостиную не залетали зубастые монстры, и даже вода в заливе имела приятный голубой цвет, не загрязнённая бесчисленными сточными водами. И за это Тана была благодарна своим благодетелям – и Туману.

Сейчас она была одета довольно кокетливо – узкий жакет превосходно подчёркивал талию, кремовая сорочка и пышный женский галстук оставляли открытой шею, а плотно прилегающая к бёдрам юбочка восхитительно подчёркивала их очертания. К низу юбочка расширялась, подобно колоколу. Конечно, бывают наряды и пооткровеннее, но всё это столь изящно и плотно прилегало к её фигуре, что создавало поистине незабываемое впечатление. На изящных маленьких ручках, никогда не знавших нитки и иголки, красовались тонкие маленькие перчаточки из чёрного бархата, а звонкие каблучки уверенно цокали по мостовой. Цок-цок-цок. Цок-цок-цок. Мостовая сбегала книзу, в воду.
Вообще-то находится возле воды в Фельгёре было небезопасно, но в районах Тихих улиц довольно редко можно было встретить зубастую и когтистую тварь, желающую утащить добропорядочных обывателей под волны морские. В кварталах Мыла и Верёвки подобные твари водились в изобилии. Ещё один побочный эффект бесчисленных магических отходов, сливаемых в сточные каналы.
Одно из разноцветных, переливающихся щупалец тумана, неохотно отцепившись от фонаря, потянулось к ней. Тана улыбнулась. У неё с Туманом были особенные отношения. Искристый жгут неторопливо подполз к её ножкам, пробрался под юбочку и пополз всё выше и выше, рождая приятные, щекочущие ощущения. Чэрья не стала не убегать, ни отпрыгивать – Туман, на первый взгляд такой ленивый и неторопливый, при желании мог двигаться со скоростью атакующей гадюки. И мог догнать любую незадачливую жертву. Да и к чему убегать? Туман никогда не вредит, только шутит. Немного своеобразно, конечно, но если представить, на что потенциально способен этот гигантский конгломерат магического варева, то становится понятным, что фривольные проделки – это лишь наиболее безобидная из всех возможных его забав. Складывалось впечатление, что у Тумана всё-таки было своеобразное чувство иронии, и в своих сумасбродных выходках он никогда не переступал определённой черты. Розыгрыши Тумана никогда не приводили ни к травмам, ни к смерти. Ни один из объектов его шуток не мог бы утверждать, что серьёзно пострадал. Страдать могло только их самолюбие.
И за это Тана тоже любила Туман. Пусть даже полуразумный, он был куда более человечным, чем большинство из обитателей Фальгара.
Тем временем Туман миновал уже коленки и приближался к области и Вовсе Запретного. Внизу живота разлилось странное тепло, чаррина невольно задрожала. Какую шуточку Туман выкинет на этот раз? Предугадать его поступки было невозможно. И это заставляло замирать в ожидании, пугало… и возбуждало.
Нельзя сказать, чтобы его прикосновение было отталкивающим, или неприятным… Прикосновение тумана приятно ласкало её кожу. Он был тёплым, этот химически и магически рождённый конгломерат. Тана лихорадочно облизнула губы. Они пересохли. Сердце колотилось как безумное.

2

Что на этот раз? Он снова оставит её обнажённой посреди огромного ночного Города – но при этом проследит, чтобы она в полной безопасности добралась до дома, как в прошлый раз? Двое кровососов-уфэртью тогда навсегда сгинули в его сверкающих путах. А отребье Самого Низа почтительно расступалось, открывая ей путь. Хотя и пожирало глазами её узкую – двумя ладошками обхватить – талию, высокую, почти идеальной формы грудь и хорошенькие стройные ножки. Чэрью Таниана была хороша по любым стандартам.
Ласково ощупав, сделает более полной и более упругой её грудь, как в раз позапрошлый? А потом услужливо развяжет её корсет на ежегодном званом вечере в Чартиг-Колсе? Тогда это весьма успешно помогло ей завязать знакомство с молодыми людьми из Алого Донца. Впоследствии фертингов, полученных от них, вполне хватило для того, чтобы до конца заполнить золотую кубышку, необходимую для покупки Дома.
А Дом Тана хотела больше всего! Уютный маленький уголок, где можно отдохнуть от пышного, блестящего, такого пустого света. Небольшой, старинный, неброский…. Именно ТАКОЙ Дом. Увидев его на набережной, она влюбилась в него сразу. Как девушки влюбляются в импозантных мужчин, как юная неопытная прелестница, впервые попавшая на светские рауты, теряет голову при виде мрачного господина в чёрном, бесцельно стоящего у стены, как самка крохотной птички фельтре в роскошного, пёстрого, самодовольного самца. Её страсть была сильной и неизбывной. Слепой, как в юности и глубокой, как в намного более взрослом возрасте. О, она была не только влюблена в его изящные очертания и совершенные формы. В его непритязательную элегантность, чарующую скромность, волшебную простоту. Она ещё и любила его – вечной, крепкой и настоящей любовью. Как молодая добрая леди, которая без памяти влюбляется в старика. И держа его за руку у смертного одра, роняет искренние чистые слезы на его морщинистые холодеющие руки… А ещё так любят осень, или блеск воды на реке, или рассвет. Тана полюбила его с первого взгляда – и никогда не изменяла ему.
Туман подарил ей этот Дом. Разве она могла не любить его? Словно он знал, чего она желала, чего хотела, и подарил ей это. Ведь могли продать, купить, он мог буквально уйти с молотка – такое прекрасное, тихое, чудесное место. Большая редкость в Квартале….
Он был словно создан для неё. Она любила его позеленевших от времени, привезённых из Земли Анкха сфинксов, бронзовыми улыбками встречающих гостей; небольшой садик, где одичавшие, росли редчайшие сфальаральские розы; вечный шелест дождя в заливе. А ещё она очень любила картины – старые картины, оставшиеся от прежнего владельца. Зачарованные не самым последним из имперских магов, они двигались, подмигивали ей, говорили… С ими не так скучно было коротать долгие дождливые фельгарские вечера. Слуг у Эльфессы не было – лишь одинокое, преданное владельцу дома фамильное привидение. Оно вполне успешно справлялось с обязанностями горничной, уборщицы, повара и мажордома, а большего юной скромной леди из Чертхема и требовалось…
Щекочущие, нескромные прикосновения вернули её к действительности. Разноцветное щупальце проползло ещё выше и едва-едва. Нежно, ласково, легонько, коснулось Самого Интересного. Ну, и запретного тоже. Тана вспыхнула, покраснела. Её щёки заалели, как тавернские маки. Пожалуй, они могли бы сравняться яркостью даже с утончённым оттенком сфальаральских роз. Она возвела глаза к небу, в мучительно сладком наслаждении. Громадная Луна и звёзды, казалось, специально спустились пониже, чтобы заинтриговано наблюдать за сим эротическим действом.

Однако далее «щупальце» не продвинулось, словно лишь легонько поддразнило Тану, а вместо этого, обвив её хорошенькую изящную талию тугим, хотя и не вполне материальным коконом, потащило куда-то на север, по направлению к заливу.
Ночной Город был красив. Лунный свет отражался от витражных стёкол, от жести изогнутых водостоков, выхватывал из полумрака морды оскаленных чудовищ. Они каменными изваяниями облюбовали балюстрады и крыши. Причудливое чувство вкуса было у Тех, кто проектировал Город. Впрочем, они давно канули в Лету….
Небо было чистым, без облачка. Глубокая, угольная чернота давно сменила вечерний цвет индиго, и звезды казались яркими, мерцающими алмазами, высыпанными на ночной бархат. Туман вёл её куда-то далеко, вглубь Забытых кварталов, мимо приземистых, старинных зданий ещё эпохи Первой войны, мимо печальных, пустующих церквей Ушедшего народа… По ночам здесь было не так уж и безопасно – хотя и не так самоубийственно до безумия, как в Угольной Яме или Отребьях, но всё-таки и здесь можно было нарваться на колонию пищальных выжиг, одинокого мёртвого кровососа или компанию подвыпившего подмастерья. Юной хрупкой аристократке в такие районы соваться не рекомендовалось категорически.
Но она шла. Туман вёл её, разноцветным сияющим шлейфом, такой яркий, нежный, красивый. Шумели сливы и тамариски, их листва серебрилась в прохладном лунном свете. Изредка облачко наплывало на Первую Луну Хальптара, и тогда её лик казался ироничным, словно улыбающимся. Кошколюди так и прозвали её – «улыбающаяся луна». Вторая была большой и дородной, словно уверенная в себе хозяйка. Но Тана больше любила Первую Луну. Горожане прозвали их – ринг и фертинг, две монеты разного размера и веса. И пусть ринг куда меньше фертинга, но первый почему-то сердцу куда милее….
В детстве на ринги они покупали семечки у сварливой толстой торговки; играли в «звонкие кидалки», где призом был большой стакан тёплого молока; а найти маленький блестящий ринг считалось большой удачей. Фертинг же – это было что-то такое далёкое, недостижимое. Словно Вторая Луна в небесах. С самого детства Тана полюбила ринги – и Первую луну. Все же фертинги она отдала без сожаления, покупая Дом. Именно так, с большой буквы. Самый важный дом в её жизни. Она словно обручилась с ним и менять его никогда не собиралась.
Улицы становились всё более и более безлюдными, тихими и тёмными. Газовые рожки горели здесь всё реже и реже. Мягкое щупальце невесомого тумана упрямо влекло её куда-то вглубь полузаброшенных районов Фельтмира. Многие из ныне пустующих домов некогда принадлежали людям и Иным расам, которых выкосили волшебные эпидемии. Бич Фальгара. Сейчас они были совершенно безопасны, но элементарные предрассудки, человеческая предосторожность и дурная слава позволяли им оставаться запустевшими. Было чрезвычайно странно идти среди них – тёмных, тихих, безлюдных зданий, словно мирно спящих в свете фонарей и небесных огней. Сейчас, когда слабый свет фонарей не доходил до узких улочек Забытого Квартала, кругом владычествовали только два цвета – белый и чёрный. Белыми были звёзды в небесах и улыбающийся лик Первой луны. Белым серебром мерцали скаты, металлические громоотводы, поблёскивали архитектурные элементы. Чёрными были тени, словно сажа, густые, антрацитово-чёрные. Чёрными были кипарисы – почти невидимыми в ночной смоляной темноте свечами они загораживали звёзды. Здесь не было даже тумана. Он тёк только с ней, разноцветный, яркий, сверкающий. Искристо-алмазный.

Вот наконец они остановились у массивного старинного здания, и Туман увлёк её на крыльцо. Она послушно поднялась, по старым полустёртым ступенькам, коснулась рукой полированных перил. Старое дерево приятно холодило кожу. Зачем Он позвал её сюда? Чаррина не знала. Но она доверяла Туману.
Над Фальгаром текла ночь. Мягкими жгутами тумана, крохотными тёмными облачками, на мгновения затмевающими звёзды. Наползающими на блестящий ринг Первой. Тихим смешением звуков – где-то далеко, за чёрными прямоугольниками зданий, рокотали колёса дилижансов, прокатываясь по неровной каменной мостовой. Доносились песни. Потом затихали. Шаркали чьи-то ноги. И шумела листва. Тихо, очень тихо….
Странно тихо было в этом опасном уголке. Никаких уличных банд, ни малолетних преступников, ни одиноких ночных грабителей, ни подозрительных личностей, спешащих по своим подозрительным делам. Вокруг неё Фальгар словно вымер.
В довершение ко всему пошёл дождь. Он падал с неба мелкими, почти невидимыми искринками, изредка вспыхивающими в свете мерцающего тумана или серебре лунного света. Крохотными алмазами, бисеринками, опалами. Звёздочками света.
Чэрья Тана любила дождь. Любила его мягкие, тяжёлые капли. И мягкую морось, повисающую над Фальгаром. Любила шум воды, когда она бурливым потоком, мутным и сверкающим катилась вниз по мостовой. Любила шум воды за окном. Любила повисающие на хмурых недовольных каменных горгульях капли.
Именно поэтому, наверно, она просмотрела первый миг опасности. Засмотрелась на шелест мягких, набирающих силу, упругих струй. Он воды её защищал небольшой каменный козырёк. Крыльцо дома оставалось сухим. Только изредка крупные тяжёлые капли разбивались о холодный камень и сотнями крошечных брызг летели ей в лицо. Она морщилась. И улыбалась. Кап-кап-кап. Дон-динь-дон.
А потом громадные тёмные щупальца упали сверху, разворачиваясь из тёмного скользкого клубка. Чэрья лишь взвизгнула, но не успела ничего сделать – ничего даже самого завалящегося защитного заклинания. Скользкая плоть коснулась её щек, её шеи, её плеч. И в следующий миг блаженное забвение облаком окутало её. Огонь хлынул между хорошеньких юных ног. Там словно вспыхнуло пламя. Изящные маленькие сосочки набухли, встали торчком. Чэрья с ужасом, безумным, оргазмическим, сладострастным ужасом поняла, что происходит. Ольефал. Гемоглобиновый паразит, питающийся кровью своих жертв. А для того, чтобы они не боролись, вкалывающий им смертельно приятный яд – яд, не убивающий, но приносящий такое неземное наслаждение, что жертва мгновенно переставала сопротивляться, желая лишь одного – чтобы это длилось вечно. И умереть в момент наивысшего наслаждения. Что ж, желание многих из них удовлетворялось.

3

Это бесконечно удовольствие, словно все рецепторы наслаждения вспыхнули сразу, погрузило её в буйство запахов, вкусов и цветов. Словно яркие сполохи загорелись повсюду. Такие приятные, чистые, яркие. Звуки мягкой тональности окружили её. Казалось, они звучали отовсюду. Словно пел и аккомпанировал себе сам серебряный дождь. Он пел чистым, звонким сопрано, и тугие струи, ударяясь от холодный камень брусчатки, издавали нежные сладкие звуки. На языке словно горели все приправы мира, все сладости, что она хоть когда-либо перепробовала в детстве. Поминутно сменяясь, странным образом не перекрывая друг друга, они погрузили её в феерию вкуса и аромата. А ещё дождь пах. Теперь он источал нежные ароматы фиалок и петуний, пах розами и гиацинтом. Каждая капля пахла по своему. Мозг пылал, весь мир потихоньку затапливал яркий, пронзительный непереносимый свет. Она была готова умереть от удовольствия. Все рецепторы сексуального наслаждения точно также активировались разом. Между ножек стало мокро и горячо - невероятно горячо и невероятно мокро. Капельки пота выступили на лбу. Она невольно опёрлась рукой о косяк двери. Сколько наслаждения! Ноги слабели… Сосочки ныли и пульсировали, набухая почти до боли. Внизу, под аккуратной твидовой юбкой, бушевал сладкий ад. Волны, пульсирующие волны наслаждения словно циркулировали в ней. Словно чистый сладкий свет, разливаясь книзу откуда-то из диафрагмы. Оргазмы настигали её один за другим. Она вцепилась в бронзовую ручку, чтобы не упасть. Оргазм за оргазмом, и в то же время внизу сладко, непереносимо сладко горело, заставляя испытывать неописуемые сладкие муки. Свет, мелодия, вкусы и ароматы погрузили её в безумный, пьянящий коктейль.
И она понимала, что умирает. Ещё немного, и отвратительно чудовище всадит ей своё жало – прямо в изящную, аристократическую шейку, найдёт сонную артерию, и постепенно высосет из неё, выпьет всю кровь. А она не в силах даже сопротивляться….
Она отчаянно воззвала к Туману – беззвучно, умоляя, но остался безучастным к её мольбам. Лишь его разноцветные клубы пошевелились словно беспокойно. И правда, с чего она вязла, что он ей помогает? Глупые самообман, горячечный бред, вот как сейчас, под воздействием пьянящего коктейля Ольефала.... И чэрья Тана поняла, что осталось совсем немного. Ещё чуть-чуть, и она сдастся, уступит неописуемому наслаждению, и тогда ранним осенним утром на мостовых Забытого квартала найдут ещё одну прекрасную, но холодную женщину….
А затем через серебряную симфонию дождя и тумана раздался выстрел. Ослепительной вспышкой наслаждения отозвался он в её мозгу. Холодные щупальца соскользнули с шеи. Из дождя появилась какая-то фигура. Ухватила её за плечи. О, как сладко! И ещё выстрел. И ещё.
Наркотическое опьянение медленно, очень медленно проходило. Дождь перестал звучать как симфония, как серебряное сопрано. Прозвучал ещё один выстрел – очевидно, неведомый спаситель добивал эту тварь.

Из холодной занавесы дождя снова появилась фигура – высокий симпатичный молодой человек в элегантном, слегка вызывающе модном сюртуке. Он весь промок, очевидно, позабыв на время схватки о противодождевом заклинанье. В правой руке он всё ещё держал пистолет – очевидно, попросту забыв убрать его в кобуру. От раскалённого ствола слегка потянуло гарью – почти незаметный запах словно током ударил по все ещё обостренным ощущениям чэрьи. Невзирая на промокшую под дождём одежду, и прилипшие ко лбу встрёпанные волосы, он был красив.
- Проклятые кровососы! – в сердцах воскликнул он. – Расплодились в последнее время.
Он с искренним сочувствием посмотрел на спасённую юную девушку. Она подумала, что должно быть, выглядит совсем неприлично – шейный платок выбился из жакета, кремовая рубашка в беспорядке…. Но сладкая эйфория наркотика была ещё слишком велика, чтобы обращать внимание на такие вещи. Вместо этого она смотрела в его глаза – такие красивые, словно две чёрные луны….
Тем временем юноша озадаченно нахмурился.
- Юной чарье не следует разгуливать в этих чёртовых районах. Если бы чёртов туман не украл мою новую шляпу….
С некоторым изумлением он снял её с невысокого каменного пикси. Руководствуясь только одному ему понятным чувством юмора, туман нахлобучил шляпу на голову бронзового изваяния одного из Маленького Народца. Шляпа была дорогой, но безнадёжно испорченной. Дождь превратил её дорогой материал в тряпку. Юноша с некоторым сожалением цокнул языком и решительно отбросил её в грязь под ногами.
А юноша наконец поднял глаза – и пожалуй впервые увидел её лицо. Впервые за всё это время – ибо ранее его поглощало убийство кровососа, поиски шляпы, и дождь разделял их пеленой. И в его глазах что-то дрогнуло, словно увидел то, чего никак не ожидал. Закусив губу, он тряханул волосами, словно пытаясь выгнать непрошенные мысли из головы.
Убрав револьвер, он галантно протянул ей руку.
- Пожалуй, мне стоит проводить вас. Улицы ночного Фальгара не безопасны. Юная чарья почтит меня своим разрешением?
Но Тана Эльфесса почти не слушала, что он говорит. Она смотрела на его глаза – такие красивые, словно чёрные звёзды. В её ушах всё ещё словно звучала музыка, и звёзды танцевали и пели в небесах. И тогда она молча взяла его за лацкан сюртука и притянула к себе. Вполне простительный поступок для бедной девушки, одурманенной ольефалом. Но ей казалось, что её опьяняет совсем другое.
Его глаза были удивлёнными, но лишь первое мгновение, а губы жаркими – как пламя Изначального Огня. И даже пах он на удивление приятно – лёгким, чуть горьковатым запахом, словно полынью. А спустя мгновение его руки сами стиснули её в объятиях – стиснули посильнее проклятого корсета из китового уса. Последние барьеры рухнули, и она отдалась этому волшебному безумию, пробудившему в ней в тот самый час, когда она увидела его глаза. Была ли в этом виновата эйфория от укуса ольефала, или смеющаяся луна, которая качалась в небесах, или музыка, что всё ещё далёкими отголосками звучала в ударах струй – но Тана была счастлива, как никогда. Это счастье было похоже на наркотик уфэртью – и всё-таки другое. Оно заполняло её изнутри, словно вечной тёплой рекой. Как она могла раньше жить без такого? Такое эйфорическое, такое же пьянящее – но другое. Звёзды казались ближе, и словно смеялись, и она снова начала слышать песню дождя. На этот раз у него было контральто. Но не было того безумного острого сумасшествия, что дарил яд громадного сухопутного псевдоосьминога.
И странная мысль пришла ей в голову, словно её нашептали звёзды – такая сумасшедшая, что Тана Эльфесса предпочла не поверить сама себе. В её голове царил полный сумбур, звёзды всё ещё танцевали перед закрытыми глазами, а губы искали другие губы – жаркие, страстные. На языке и на губах всё ещё догорали остатки гормонального безумия ольефала. Но в то же время странное, удивительное спокойствие поднималось изнутри, удивительно сочетающееся с теплом и страстью.
Чэрье Тане Эльфессе почему-то казалось, что теперь у неё всегда будет хорошо.
Остатки разноцветного тумана медленно исчезали, словно растворяясь. Тьма медленно объяла две целующиеся фигуры, прямо под последними каплями моросящего серебряного дождя.

Чертье (чэртье) – уважительное обращение к господину знатного рода. Иногда используется как вариант вежливого обращения к людям, не имеющим дворянского титула.
Чертью (чэртью) – уважительное обращение к господам знатного рода (во множественном числе).
Чэрья – уважительное обращение к госпоже знатного рода. Жители Западных кварталов иногда смягчают первую гласную, произнося «чарья».
Чаррина - уважительное обращение к молодой госпоже знатного рода.
Чартия – уважительное обращение независимо от пола.
Ми-чарта – на Общем языке – «маленькая чарта, девчушка». Чарта – на устаревшем человеческом (бэскальском) «девушка»
Фальгар, Фельгёр, Фёльгар, Фёльгер – различные варианты произношения центральной части Фельтмира. Состоит из Алого Донца, Квартала, Таверна, Чертхема, Забытого Квартала (Потерянных районов), Озёр, Казарм и Поднебесья.
Фельтмир – столица Империи Людей, огромный город, раскинувшийся на побережье Олоанны, а также на прилегающих островах. Часто упоминается в разговорах как просто «Город».
Ольефал – вампир, магоинженерное создание Первой войны, биологическое оружие, вышедшее из под контроля и успешно приспособившееся к жизни в крупных городах Империи. Подвид уфэртью.
Тэр-форты – высшая знать Империи.
Пруэрты – представители одной из Семи Низших Рас, допущенных до существования в Фельтмире.
Уфэртью – небольшие (почти в полтора раза меньше ольефалов) кровососы, исходный вид, из которого были получены «боевые уфэртью» - ольефалы. Тоже частенько встречаются в Фельтмире, особенно в бедных районах вблизи Болот.

4

Пожалуйста, обратите внимание на темы, в которых нет (или мало) комментариев.