Сейчас перерабатываю путём добавлений и корректировки в сторону ясности своё эссе «Какая она, поэзия будущего???», имеющего своей целью изложить своё представление о проблеме литературного кризиса, его причинах, и наиболее перспективном (с моей личной точки зрения)  пути выхода из него – пути массового распостранения живой поэзии. Попутно изображена нелепость стремления подогнать литературу к разного рода стандартам и правилам. В ходе написания КОПБ предо мною стояла задача показать в форме яркого эссе свою  личную точку зрения по данному вопросу (являющуюся глубоко личным субъективным мнением, без каких-либо претанзий на аксиому). Таким образом, предметом, изложенным в КОПБ являются, если можно так выразиться, мои личные воззрения, касающиеся проблемы литературного кризиса, его возникновения и пути выхода из него.
Затронуть эту тему меня вынудили заверения некоторых «горе-теоретиков» от поэзии, о том, что якобы живой стих заведомо не отвечает элементарным представлениям об эстетике и ряд других.
Эссе было допущено к защите на целом ряде крупных литературных конференций, проходивших в период с сентября 2005-ого по февраль 2006-ого, где получила множество разносторонних откликов начиная от восторженных отзывов и кончая втаптываньем в грязь. Цитирую обновлённый отрывок из полностью переработанного варианта КОПБ:

Но как бы не делили и не систематизировали консерваторы всевозможные «системы стихосложения», в современной литературе сплошь и рядом видно только три подхода: традиционный со множеством ответвлений, белый стих и верлибр.
Первый из них, возникший в античности и широко распространившийся в средние века, имеет множество разнообразных направлений, наиболее часто встречающимся из которых является возникший с лёгкой руки Тредьяковского силлабо-тонический стих, особенностью которого стало чередование ударных и безударных слогов по строго определённой ритмической схеме и в строго определённой последовательности, называемой размером. Как ни странно, сей способ прижился, несмотря на всё своё неудобство. Ведь ещё Ломоносов, оказавший большую услугу в распостранении силлабо-тоники, заметил, что писать так стихи «трудновато», а сам отец-основатель Тредьяковский писал «Совестно признаваюсь всему российскому свету, что и я... ...много против предложенных мною правил погрешал», чем признавал, что сам не мог справиться с предъявленными им к стихосложению требованиями. Что уж говорить о нас грешных :). Разумеется, что многие авторы не стали заморачивать голову разного рода стандартами, и уже к концу 19-ого века возникла целая плеяда авторов, писавших живым стихом, ритм и метрика которого не подчинялась никаким законам кроме одного: запинок при чтении быть не должно. И тут им чуть меньшим количеством авторов была объявлена жестокая, безкомпомиссная война. И если силлабо-тонический стих возник в своё время, как [b]один из возможных[/b]  способов, то с того момента в газетах живые стихи появляться начали всё реже, а затем и вовсе изчезли, не говоря уже о возникшем у многих издательств нежелании печатать всё, что не согласно правилам. Однако устроившим сию бучу было мало: начали выходить опусы, посвящённые бездарности несистемной поэзии. На эпитеты в них эти люди не скупились: безграмотная, беспомощная, бескультурная... Подобных же регалий были удостоины все «несистемники». Однако ни смотря ни на какую пропаганду, в силу интуитивного понимания его совершенства и сравнительной лёгости живой стих оставался наиболее распостранённым... в народе. Но в редакции ни за какие шиши их не брали, а матёрые поэты продолжали «просвящать» поэтов якобы безграмотных. По прежнему выходило, и выходит, к сожаленью, по сей день выходит куча книг, где автор не переминул между делом (а то и в виде отдельной главы) пнуть под зад все живые стихи вместе взятые. При этом в 20-ом веке консерваторы продолжали упорно распостранять стандарты и стереотипы, а заодно «ввели» ещё один – запрет на глагольную рифму. Впрочем, по этому вопросу даже сами консерваторы по сей день дискуссируют, и пусть себе спорят, а мы оставим их в покое. Факт тот, что пока они спорили, в литературу просочился ряд шедевров, включая знаменитую «Юнону и Авось», просто напичканых чем-то «плохими» глагольными рифмами. Но споры продолжаются, и воз и ныне там...

Хочу отметить - "Мой ответ" далеко не идеален и многие возможности живого стиха в нём использованы не были. Однако это не означает, что живой стих – это область, где существует практически бесконечный простор для творчества.
Несмотря на то, что ряд недобросовестных людей систематически настраивает народ против живой поэзии, поливая нередко её самой чёрной грязью, мой доклад был расценен многими как провокация, хотя я выражался о их творениях в гораздо менее категоричном духе, чем иные из их числа о живых стихах. Даже слово-отмычку такое придумали – «безграмотность». Безграмотным эти деятели называют всё, где можно встретить отклонения от столь любимых ими правил. Однако они упускают одну важную деталь: «грамота» и «правильность» могут существовать только внутри самой системы, но никак не вне её. Т.е. если автор сам не консерватор и беря в руку лист бумаги не думает о том, чтобы писать по правилам ихней системы, то на кой же тогда его обвиняют в несоблюдении правил и говорят, мол, «пиши по правилам, а иначе ты не поэт»?
После публикации моей работы последовала масса заявлений, что я, мол, «хочу выбросить все старые стихи на свалку истории» и «смешиваю с грязью всю предшествующую мне поэзию», самое лёгкое из которых говорило о том, что мне «не надо быть категоричным». Ещё раз повторяю, что я во-первых, говорю о пути, ведущем к литературному расцвету, во-вторых, говорю о совершенстве живого стихосложения, и втретьих, константирую факт литературного кризиса.
Однако где вы видите обвинения в безграмотности, бесталантоности, которыми некоторые неуёмные деятели просто бомбандируют живую поэзию, очерняя её и так, и эдак. Ещё раз хочу подчеркнуть, что я  не имею абсолютно ничего против силлабо-тонического стихосложения, как одного из существующих подходов. Однако с экстремизмом по отношению к живым стихам должно быть покончено. Живой стих – это другой вид поэтического творчества. И нет ни единой доли смысла консерваторам систематически агитировать против якобы безграмотной живой поэзии. Но если эта нелепая война будет продолжена, я буду биться до победного.
Накануне сегодняшнего выступления мне пришлось уж сотый раз услышать категоричное утверждение типа: «существуют правила стихосложения. Всё, что написано без их соблюдения – дрянь». Причём говорится это самым категоричным и бескомпромиссным тоном – мол, закон есть закон и обсуждению не подлежит. Другие подходы такими вот «нацистами от творчества» отметаются и признаются «безграмотными». И ладно, верлибр – записывание строчками прозы в самом неудобочитаемом виде. Но когда речь идёт о живых стихах...
Впрочем, определюсь с термином, но для этого придётся мне начать издалека. Большую роль в восприятии читателем/слушателем стихотворения играет мелодия, ритмический рисунок стиха. И как раз здесь существуют два подхода. Один – записать стихотворение в чётком, однообразно-повторяющемся ритме. Автор как бы «накручивает» слова на готовую ритмическую конструкцию, отсеивая все подходящие варианты. Как отмечала Ахматова, подобная работа может происходить как кропотливо и с напряжением, так и бессознательно, за считанные секунды. Но суть от этого мало меняется. Факт тот, что именно этот метод был Тредьяковским положен в основу т.н. силлабо-тонической системы стихосложения. И всё бы ничего, если бы при этом в опалу не попал способ второй – записать стих в виде ритмической переменной. В виде стиха живого, стиха с микроменяющимся, как бы движущимся ритмическим рисунком. В этом и самая суть предложенного термина. Известный афоризм нам говорит, что жизнь – это движение. Стих с ритмом переменным, находящимся в движении – это живой стих.
Подойдём к стихотворению как к мелодии. Думаю, что любой человек мало-мальски знакомый с музыкой замечал, что звуковая гамма и ритм хоть и остаются сходными, но постоянно меняются, что и создаёт ту неповторимую музыкальную красоту. Но почему же незначительные перемены в ритме не могут быть тогда использованы и в стихах? Конечно, резких перепадов здесь быть не может, но плавные, незначительные перемены в метрике и ритме могут только украсить звуковую композицию стиха. И говорить «нет» более чем глупо. Иные скажут, что, мол, стихи – не музыка, и перепады в ритме здесь не эстетичны. Однако, и в музыке всё обстоит похожим образом. Просто есть музыка, а есть какаофония. И вряд ли стоит смешивать оба понятия. Разумеется, как и в музыке, в живом стихе какаофонии нет места.
Разуметься, в данном случае играет роль и степень красоты, поэтичности фразы. Но прежде всего, конечно же, точность передачи смысла, ради чего стоит и музыкальностью жертвовать. Но резкие, неказистые «перепады», которые могут привести к тому, что читатель споткнётся, разумеется недопустимы. Знаете, «улиерэ сикафу листахорос» тоже звучит красиво, но по смыслу это, сами понимаете, абракадабра полная. Таким образом, речь идёт о гармонии, компромисе звучания со смыслом.
Но музыкальность ритмической переменной живого стиха – лишь первый из убитых сразу зайцев. Теперь стоит подвергнуть обзору второго. Финт в том, что количество стоп (как и их размер)  ограничивает лишь одно – недопустимость заминки. В результате чего и писать легче, и развернуться автору есть где. Каждое слово обладает абсолютно индивидуальным смысловым или эмоциональным оттенком. А если оно не подходит по размеру? Если менять на другое, будет страдать точность. Но дело даже не в этом. А в том, что живой стих позволяет вариьировать один и тот же смысл во множестве вариантов, даже если не брать в расчёт, допустим, смену метафоры. В этой сфере открываются безграничные возможности для метода, известного как инверсионное стихосложение. Автор на ходу перебирает фразы, подходящие по смыслу и звучанию, переставляя части речи и заменяя слова подходящими для них синонимами. Подбор ведётся по отношению к благозвучности выражения смысла, а не подгоняется (с отсечением всего, что не вошло) под определённый размер, ритм и рифму. Автор пишет, создавая ритм, оригинальный для каждого живого стихотворения. И тут нас поджидает третий заяц. Это уникальность ритмического узора для каждого живого стихотворения. Он неповторим, поскольку основывается на благозвучности слов, выстроенных в соответствии с определённым смыслом. Таким образом, отсекается главный недостаток силлабо-тонической системы – существует несколько сот ритмов, а размеров – так вообще сосчитать на пальцах. И, таким образом, когда ты что-либо пишешь, ты можешь быть уверен, что то сочетание ритма и размера, в котором ты пишешь, уже использовались, да наверняка, и не раз. А уж если ты при этом будешь повторять вычитанные где-нибудь у Пушкина эпитеты и метафоры, которые точно также вычитали и непереминули использовать сотни других ещё задолго до твоего рождения, то ты получишь типичный образчик вторичного штампованного творчества. Миллиарды подобных творений и привели литературу к кризису. В конце концов, вся эта сказка про белого бычка в разных героях начала уже надоедать, и произошло то, что мы, собственно, и наблюдаем – повсеместное принебрежение к поэзии. И хотя проблему штампованных метафор и эпитетов переход на живой стих не решит, проблема повторяющихся ритмов будет сведена практически на нет.
Далее, что касается упомянутой в работе стилистической «всеядности» живой поэзии, то разговорные слова при умелом их использовании всегда могут внести некий колорит. К тому же любой синоним имеет свой смысловой оттенок, отличный от другого. В том числе и любой синоним, отнесённый к числу «разговорных». Так что принебрегать так называемыми разговорными словами просто неразумно. Но к теории живого стиха как такового это вообще вряд ли относится и было включено в работу как небольшое замечание, касающееся также и самого её стиля.
И ещё один вопрос – почему в моём докладе утверждается, что именно за живым стихом стоит будущее поэзии и связанных с ней областей культуры? Потому, что это способ более гибкий и более совершенный, нежели бессмысленная подгонка строк под разные там правила, ради которой авторы жертвуют всем, включая и первоначальную идею. Стоит лишь произвести амнистию живого стихосложения и хотя бы начать публиковать живые стихи рядом со стандартными, в поэзии возникнет разнообразие, а авторы получат облегчение в работе. Ведь многие просто боятся писать живые стихи, чтобы их не объявили «недопоэтами». Кстати, очень интересное у консерваторов есть убеждение – мол, поэзия удел лишь немногих, а стихи должны писаться с немалым трудом. Создаётся впечатление, что Тредьяковский и правила-то свои придумал именно с сей целью. Но живой стих при своём совершенстве доступен для масс, что может превратить поэзию в массовое, повсеместное увлечение. Стоит лишь начать популяризацию поэзии в виде живого стиха, и литература станет образом жизни. Наступит долгожданный платиновый век...