Вон там, за поворотом, открывается чудесный вид: опушка леса, поляна, дальше виднеется озеро. А это, возле озера – его дом. Хороший дом, двухэтажный – проект он сам делал. В основном здесь он и работает. Связь бесперебойная, всё под контролем. Менеджеры знают, что рука на пульсе круглосуточно.
В доме всё удобно и продуманно. На первом этаже прихожая, гостиная, кухня, дальше ванная. Жене очень нравится. Лестница ведет на второй этаж. Там спальни, комната для гостей, библиотека, картины – Шагал, между прочим, подлинный.
В кабинете стоит керосиновая лампа. Это память. С такой лампы всё и началось. Тогда он и представить не мог, куда их занесет. Начинали как все научные работники времен перестройки – институт закрылся, их выкинули на улицу. Поскольку больше они ничего делать не умели, пошли торговать на рынок всякой ерундой.
А в девяностых, когда стало совсем туго, и семьи сидели на картошке, они начали торговать керосином. Керосин покупался на оптовой базе, где его продавали тоннами, разливая в бочки и цистерны. Денег на то, чтобы приобрести тонну керосина не было. Они приезжали туда на старой, видавшей виды «Волге» набитой пустыми канистрами и покупали каждый раз триста  литров. Наливальщики матерились, но керосин в канистры наливали.
На заводе, производившем газированные напитки, покупались пустые бутылки и через воронку триста литров разливались по бутылкам. В субботу бутылки грузились в картонные коробки, сзади пристраивался фанерный плакат «Керосин» и бригада выезжала на рынок.
С электричеством были перебои, фамилия Чубайс давно стала пугалом для обывателя, и запуганные тетки керосин покупали. Иные, узнав цену, долго ойкали, вспоминали одноногого, давно умершего дядю Пашу, торговавшего керосином по четыре копейки за литр в пятидесятых годах, но на предложение «… и покупать по четыре копейки у дяди Паши» хмурились и тащили из отвисших пазух потёртые кошельки.
Но денег всё равно не хватало.
Тогда они организовали выездную торговлю. При таком варианте операция разливания по бутылкам отпадала, и керосин продавался с колёс. Вечером, после рабочего дня, на кривых улицах посёлка показывалась машина всё с той же надписью «Керосин». Она осторожно пробиралась среди рытвин и канав, доползала до перекрёстка и останавливалась. Из машины выбирались три гарных хлопца и принимались, что было дури орать: – Ки–ра–сииииии–ин…! Ки–ра–сииииии–ин…!
Минут через пять со всех сторон сбегались стянутые передниками хозяйки, сжимавшие в одной руке пустую бутылку, а в другой заветную десятку. Когда хозяйки сбегались плохо, приходилось долго колесить по улицам, забираясь на самую окраину посёлка.  На окраине жили цыгане. Это был особенный район, застроенный цыганскими дворцами видными издалека. Украшенные острыми, причудливыми башенками, длинными галереями с замысловатыми арочными переходами, построенные из шлифованного тёмно–красного Старооскольского кирпича – они производили приятное впечатление. Иногда можно было видеть, как на веранде сидит цыганка в белых одеждах и, складывая трубочкой губы, дует на блюдечко с чаем. Самовар перед ней стоял настоящий, старинный, на углях.
Наверное, чтобы построить такой дворец нужно было очень много денег, а чтобы заработать их – быть умным и сообразительным.
Цыгане ни умными, ни сообразительными не были. Они были цыгане.
Они шли к директору предприятия и спрашивали:
– Что тебе нужно?
Директор предприятия отвечал:
– Мне нужен насос ПТНХ 18/40.
Цыгане спрашивали:
– Сколько он стоит?
Директор предприятия отвечал:
– На базе он стоит двести тысяч рублей.
Цыгане говорили:
– Хорошо, – и шли к руководителю базы.
Там они спрашивали
– У тебя есть насос ПТНХ 18/40?
Руководитель базы отвечал:
– Двести тысяч.
– Держи пятьдесят тысяч наличными и давай его скорее сюда. И не надо никаких документов, читать мы не умеем – мы цыгане.
Руководитель базы, знавший как списать недостачу насоса, думал две секунды и соглашался. После этого цыгане шли к директору предприятия.
– Видишь под твоим окном КАМАЗ? В нём насос, который тебе нужен. Вот номер расчётного счета куда нужно перевести за него триста тысяч, а вот тебе лично пятьдесят тысяч. Хочешь?
Директор предприятия знавший, что никто с него не спросит, за сколько он купил насос, думал две секунды и соглашался.
Цыгане получали свои двести тысяч, строили дворцы и ездили на «Вольво» – … а они так не могли. Они были умными, закончили по два института, знали формулу прибавочной стоимости и поэтому торговали керосином. Они не могли подойти к руководителю базы и предложить ему пятьдесят тысяч. Тем более что их не было.
Иногда цаганка кричала на них:
– Геть… ухади, ни нада…
Это значило, что во дворе стоит маленькая дизельная электростанция.

Жизнь приобрела устойчивый керосиновый запах. Керосином провонялось всё: машина, одежда, квартиры, жены, дети. Керосином пахли деньги, которые их жены доставали в магазине, чтобы заплатить за покупки. Сны, которые они видели, тоже пахли керосином.
И постепенно они стали изгоями. Общество их не просто не любило, оно их презирало. На улице подходил бывший сотрудник института, просил денег взаймы и, получая купюры, недовольно морщил нос, а в глазах читалось презрение. Соседи, при встрече, старались быстрее проскочить мимо, не подавая руки. Автослесарь, которому они гоняли чинить «Волгу», окидывал взглядом, в котором сквозила усмешка. Даже тетки, покупавшие керосин, считали себя выше и шипели за спинами:
– Здоровые лбы, а керосином торгуют.
И они, в ответ, возненавидели этот мир.

Так продолжалось три года.
Наверное, вам интересно, что было потом?
Потом они ограбили банк.

Отредактировано Горохов (2007-10-13 23:37:24)