ПРИЗРАК   ТУНДРЫ.

«В жизни всегда есть место…
Смешному и Страшному.
Надо лишь уметь…
отличить одно от другого».

***

   Напарник Юрка – молодой, но дельный – вел машину играючи. Хрустел печеньем, мешая Василю погрузиться в полную философских видений дремоту. В кабине пахло колбасой и покоем, а к своим запахам дальнобойщики уже притерпелись. Где-то в глубине засыпающего мозга мелькнула яркая, необычная мысль – связать тундру и бесконечность, а бесконечность – жизнь вечная; но додумать ее Василь не успел: вспыхнула сверхновой, сбросив голубую вуаль, растворилась мысль в храпе…

   Трасса, как птица, летела на юг, навстречу временному, но всё-таки дому…Там хорошо, и там живые люди.

   ЁКНУЛО   СЕРДЦЕ.

   Резкий толчок бросил Василя на щиток, заставил мгновенно проснуться. Шоферским инстинктом отметил, что машина неуправляемо заскользила вправо. Остановилась. Молодой напарник, весь усыпанный крошками печенья «К чаю», молчал, вцепившись обеими руками в руль.

   - Б…П…Нн Х… Что за…! – Лицо Василя перекосилось: «Вот и сажай за руль. Разве стаж – три года – для Севера?» - Ты что, гад, тра-та-та, похоронить нас здесь собрался?!

   Далекое солнце медленно уходило, унося за собой остатки тепла. За стеклом кабины минус пятьдесят. На десятки километров в округе ни единой живой души. Начинались светлые сумерки, еле заметной кровавой ранкой обозначился закат. И золото, золото, золото…как северный рубль.

   СМЕРТЬ  – вот что такое тундра. Очень холодная и очень одинокая.

   К счастью, они не легли на бок и машина не заглохла. Василь слегка расслабился:

   - Чего молчишь? Заснул?

   - Я его сбил!!! О, Господи… - Юрка уронил голову на руль.

   - Ты бредишь? КОГО?!

   В животе у старшего мужчины недовольно буркнуло. «Юрке, конечно, могло и привидеться, - быстро соображал он. – Заснул за рулем. Плохо, но случается. Но ведь…, но ведь совсем недавно за руль сел. Свеженький как огурчик…»

   Василь машинально стряхнул с себя крошки. «Получается, он ДЕЙСТВИТЕЛЬНО кого-то сбил?! В тундре, зимой, вдали от селений…на пустынной трассе?»

   ***

   Холодеющая тундра отразилась в глазах Василя; безжалостно превратила она ярко-голубые озера в темные, застывающие матовой зыбью лужи. Мелькнули в них вечерними звездами  зрачки и пропали. Потемнел лицом, спросил тихо:

   - Может, животное?

   - Нееет! – крутил головой напарник. – ЧЕ-ЛО-ВЕК.

   Василь собрал рассыпанные на щитке папиросы, закурил одну, задумался. Неприютными душами запорхали по кабине и потянулись к потолку хлопья табачного дыма… Он старший, Василь, ему принимать решение. Эх, ё-мое. Ехать надо! Кто что в тундре узнает?..

   - Парень, а ведь если ОН лежал…сбил его не ты. Как-то не сходится…

   - Выйти бы глянуть. А?

   - Мертвечинки захотелось? Не сезон…, - недовольно каркнул Василь, поперхнувшись дымом. Закхекал. – Кхе. Кхе.

   Тусклым эхом отразился кашель и не желал утихать, застревал в ушах хохотом филина: «Ух! Ух!…». Старший потряс головой, отгоняя наваждение, и, не глядя в бледное Юркино лицо, сказал:

   - А, пожалуй, что и выйдем! – папироса неожиданно ярко пыхнула, вздрогнул Василь, добавил нерешительно: - Посмотреть бы надо…конечно…наверно…А там видно будет.

   Сумерки сгустились, посинела тундра, и звезды – холодные осколки черной небесной пустыни – дрожали…

   Ночь встретила мужиков морозом, зверем вцепилась в лица. Грызла до костей, предупреждала…Василь обошел машину. Да, резкое торможение стянуло ее к обочине – «Это легко поправимо…» - Сзади виднелся рваный тормозной след – «Теперь нужно идти туда?..»

   Василь поднял глаза и задохнулся. Красота ночной тундры удивляла его и раньше, но именно теперь, в это мгновение, он увидел в ней нечто великое, недоступное для людей. Тундра – думалось ему – это место, где природа живет сама по себе. Где она живет БЕЗ ЧЕЛОВЕКА. Какая жуткая она в своем одиночестве…И какая величественная!

   Юра стоял, повернувшись к радиатору, и молчал. Да и разве можно говорить на таком морозе?

   Василь смотрел в затылок напарнику и, как ему казалось, читал его мысли: ох, уж не хочется тому отходить от машины. – «Что ж, от него сейчас и толку маловато будет», - решил старший и двинулся вдоль тормозного следа один.

   Впереди на трассе показался маленький черный комок. «Похоже, прав был Юрка…», - ноги у Василя задрожали, невольно пошли медленней: кому ж охота ТАКОЕ видеть?!

   Запела тундра погребальную песню, засвистела острыми иглами в мозг. Прижала, пригнула, заставила поклониться СМЕРТИ…

   Словно распятый лежал одинокий странник. Широко распахнулись руки, откинулась назад голова. Василь неловко (мешала одежда) перекрестился…

   Эх, ма…Некстати полезли в голову мысли, запричитали, заголосили. Удивился им Василь, не его они, не его мысли. Словно мухи в уши лезут. Сами собой говорят. И не хочет, а слушает; за ними повторяет: «Сколько ж тонн тебя укатали и не остановились? …сколько тонн?…сколько тонн?…Что ж ты, мученик, искал здесь?…искал здесь?…искал здесь?..». И спросил вслух. Но молчала беспощадная ледяная пустыня. Молчал распятый…

   И почудилось Василю неясное движение: то ли кто-то склонился над черным комком, то ли…то ли странник ПОДНИМАЛСЯ?

   ***

   Заиндевели ресницы. Василь судорожно вздохнул, не открывая рта, отчего ноздри моментально покрылись тонкой коркой льда. Казалось, и ноги прикипают к дороге. Подышал в рукав, согрелся. Маленький шаг вперед сделал…

   ...И вспомнилась Васе родина: любимая, далекая, теплая и щедрая, зеленая, благоухающая цветами – Украина. Э-эх! «А подойти-то нужно…» - резью отозвалось в животе. Стыло в грудной клетке, царапался инстинкт «не ходи», а что-то чужое, страшное, обхватив голову, сжав ее, толкало в спину, гипнотизировало. «Как же не пойдешь? Пойдешь!»

   И что он здесь потерял? «…искал здесь?…искал здесь?…искал здесь?». Там – Галя. Лукавая, смешливая, с прозрачной нежной кожей… «Никак мертвяк пошевелился?…почудилось?…почудилось?…»

   Галя. Галя…Они молодые и озорные лазят по деревьям в саду. Ночь теплая и бархатная; такая же, как Галя. Они сидят высоко на ветке, он прижимает ее к себе и учить свистеть сквозь пальцы. Эх, Галя, Галя…

   Потекли по спине струйки пота, зачесались у поясницы, вернули Василя в реальность, заставляя идти.

    «Что ты забыл здесь, Странник? – говорил один человек другому, - что ты нашел?» Так неприютно становилось от этих мыслей, так далеко казалась машина, так хотелось ударить себя в грудь и завыть.

   - Эх, Галя, Галя…- крутилась в голове Василя мельница. – Ну и сволочь же ты, Вася! – Удар в грудь. – Ну и сволочь! Там мама, там Галя…А ты? Что такое – тундра? Что такое – полярное сияние? А вот тебе, Вася! – Удар в грудь.

    А ведь не был он таким раньше, - мелькнуло в мозгу, - что-то на этой дороге не чисто.

   Мелькнуло и захлестнулось странными мыслями, снова ноги понесли к распятому на трассе горемыке, на которого и смотреть неохота…к которому будто и сам идешь, а будто и кто-то тянет…

   Василь и не шел, а прыгал: то, ударяя себя в грудь, останавливался, то часто-часто крестился…

   Вдруг один из сугробов на обочине зашевелился…

   - А-а-а!!! – не выдержала душа и распахнулась навстречу морозному воздуху, принимая истину. Бежать бы, да ноги онемели, цепями схваченные: ни вперед, ни назад.

   Сугроб замер.

   Дернулся.

   И пошел навстречу Василю.

   Где-то сверху сжалось в точку холодное якутское небо. Дрогнули зрачки, взвизгнули медными пятаками звезды и, отзвенев, погасли.

    Лежал Василь на снегу, и было ему уже все равно…

***

   - Ну, поехали! Тебя как звать?

    Якут ответил.

    Юрка засмеялся – «Ваня!» - и тронулся с места.

    Крепкое Васино сердце выдержало, подбежавший якут помог подняться, молча довел до машины и теперь сидел рядом.

    - Постой, а как же…второй? Как же ТОТ?! – повернулся Василь к якуту. – Или?.. или?…Чур, меня!

    Ужас мешал пошевелиться и выпрыгнуть из кабины, только мелко-мелко дрожало тело. «А Юрка-то ничего не знает!». Восставший труп заулыбался, и Василю это показалось дурным знаком…

    Юрка вырулил на трассу и затормозил:

    - Какой второй?!

    До него только сейчас дошло, что не мог встать тот: по нему пятнадцать тонн проехали.

    - Однако надо забрать, - якут блаженно щурился и без того узкими глазами, крутил головой, улыбался то одному, то другому, – Зачем оставлять? Нужно забрать. – Кивал, улыбался.

    Василь, как зомби, хлебнул прямо из горлышка, благо бутылка была под рукой. И мысленно отключился. «Нет меня здесь. Нет. И странника на дороге не было. И якута нет. И, вообще, я сплю, а Юрка за рулем. Снится мне всё это!!!»

    Но водка не брала, а сон не шел. Будто из тумана доносилось до Василя:

    -…Труп…труп…хруп…хруп…
    - …не ночевать здесь…ехать надо…

    Кажется, Юрка о чем-то договорился с привидением. Тормошит напарника, через якута перебрался.

    - …холодно…ехать надо…ЧТО   ДЕЛАТЬ  БУДЕМ? – рассердился напарник и забрал у старшего бутылку, передал якуту.

    Василю было безразлично. На какой-то странный перекресток он заехал. Между двумя мирами: словно здесь он - и уже не здесь. А, ведь, как только машина остановилась, всё понял. Нутром понял, а умом не хотел, сопротивлялся. А младший – дурачок. Не понимает, суетится, хочет снова на трассу идти. Нельзя.

    - А ну его…пошли! – кивнул напарник якуту. - …в кузов бросим.

    Тут старший пришел в себя и даже несколько удивился: «Что это со мной было?» Расспросил, уточнил, ему, как будто только проснувшемуся, всё рассказали.

    И вместе со всеми он выбрался из кабины. А якут обрадовался и полез обратно. Юрка махнул рукой: «Бог с ним. Пусть в машине сидит».

    Пошли вдвоем. Василь сторожко поглядывал на сугробы: они оставались неподвижными. Мысли тоже текли ровно, прежнего наваждения не было: «А что, забросим в кузов; там, в городе, пусть разбираются; якут – свидетель, что не мы. А труп… - старший поежился, - …труп – в кузов. Надо забрать. Не по-христиански…» - захотелось ему перекреститься, да Юрки постеснялся. Так они и шли к распятому. Молча.

    Замерла тундра. Замерло небо над тундрой. Только глухие удары сердца в груди. Вот здесь он упал. Совсем немного оставалось. А чего Юрка притормозил, сам рвался идти? Тоже мне, смельчак нашелся. Как тогда, так не пошел. И сейчас на старшего поглядывает. Мол, ты первым подойди. А я подсоблю если что…

    И не было больше голосов в голове, только собственные, и не тяжело было идти, и дорога была привычной, и тундра, и небо, и…

    Полетел над дорогой еле слышимый, обозначенный паром, вопль:

   - УБЬЮ-Ю-Ю-Ю…

    ***

    - Убью сволочь!

    На месте «трагедии» он увидел драное месиво, растянутое предыдущими машинами. Это было что-то длинное, меховое и, несомненно, якутское. И никакого человека в нем не было.

    Сообразительный раскосый Ваня даже унты положил (или он эту конструкцию ставил?), но их так сплющили более ранние машины, что мужчины их уже не увидели…

    …но даже увиденного им оказалось достаточно!

    Младший, несмотря на мороз, смеялся. Будто ворон в дупло каркал. Старший был хмур. Сейчас он сам походил на восставшего с обледенелой трассы мертвеца. Седые брови, седые ресницы, а лицо черной кровью налитое.

    Его глаза замерцали сначала тускло, а потом всё ярче и ярче.  Тому, кому предназначалось это мерцание, они не сулили ничего хорошего.

    Если здесь нет трупа, то он здесь будет!

    Василь сам, один, вырвал обледеневшее чучело из трассы и вместе с кусками льда потащил к машине. Напарник едва поспевал за ним. Наплевав на мороз, через раз дыша в рукав, сипел:

    - Вася! Василь Петрович, подожди…Да подожди ты. Дай помогу!

    Нет, он справится один. Сначала будет бить по морде этим чучелом раскосого «автостопщика», потом обольет бензином и спалит…чучело («его первым» - так он решил), и только потом…(вот он сладкий миг мести!) он вышвырнет якута, вышвырнет навсегда из кабины, из машины, из памяти. Вышвырнет в ночь встающих мертвецов и шевелящихся сугробов. В поседевшие волосы, в струйки пота по спине, в голоса…зовущие и укоряющие.

    - Вася, не надо…Не надо! – Юрка не знал деталей плана, но о главном догадался. – Гадом не будь…Обошлось ведь. Простим.

     Возможно, ему просто не хотелось стать свидетелем убийства. А, может быть, он просто не понимал, какое решение нужно принять. Если бы он знал заранее…

    ***

    Василь никогда не был злым человеком. На трезвую голову он отходил достаточно быстро. А сейчас он был абсолютно трезв, несмотря на количество выпитого.

    …от якута тянет зверем. Даже основательно набравшись и заснув, Василий Петрович Мельниченко, шофер-дальнобойщик тридцати лет от роду, продолжает чувствовать запахи – то ли лисицы, то ли собаки – не разобрать.

    Уговорил его Юрка, дурак молодой, отложить расправу до стоянки. «Там выпью и отведу душу, - снится Василю. И тут же мысль прыгает, как это обычно бывает во сне. – Водка при таких морозах – милое дело…да…а вот не будет ли поздно?»

    И вновь несется сон колесом. Будто рвет Василь зубами замерзшее чучело, а зубы у него длинные и, как у пилы, в разные стороны разведены – оттого и рвать хорошо кусками сырое мясо. А вокруг чучела - из плоти и крови, которое поедает Василь, - скачет якут и стучит в бубен: «Алы-ы-ы, алы-ы-ы, брямс-брямс…»

    ***

    Василь спал: и от нервов, и от усталости, и от водки. Даже кошмар ему не мешал.

    Тем временем Юрка расспрашивал якута. Послушал-послушал и подытожил глубокомысленно:

    - Ты чё, дурак, что ли? Тебе ж мужики голову могли отбить. За такие-то шуточки.

    Брат его на собаках до трассы довез.

    - А чего ж он тебя до города не довез?

    - Далеко, - буркнул «смышленый» якут и заснул.

    Или сделал вид. Юрка не понял главного, а потому растолкал пассажира:

    - В город-то зачем надо было?

    Разбуженный якут сказал быстро и недовольно:

    - Жена. Плохо родит. Увезли в больницу.

И опять заснул. Юрка кивнул: «По-человечески понять можно. Такое дело, что…ну-у бывает…из-за баб сам сто раз по лезвию ходил…мог бы, так на швабре из казармы  летел…». Вспомнилась армия. Там тоже любовь была далеко, но у якута - жена. «Интересно, как это женатым быть? Скукота, наверное,…а этот, гляди, рвется».

    «Да-а…Натерпелся бедолага в тундре, пока транспорт ждал, - молодой шофер улыбнулся. И передразнивая якута, сказал тундре в лобовое стекло:

    - Человек с большой дороги шибко умный пошел. На верную наживку только с пятого раза клюнул, однако.

    Засмеялся негромко и запел, крутя баранку. Замолчал, задумался – летит, летит дорога – приедем скоро. А, ведь, староват якут, - как это Юрка сразу не заметил? Во сне у человека лицо расслабляется, а у того всё в складочки собралось, сжалось. Шофер отвел глаза: нужно за дорогой следить. Мать моя, и у такого пня жена рожает. Вот дела!

    ***

    Василь уже разорвал чучело на куски, разлетелись в стороны ошметки мяса, кровь с губ вытер. И теперь тащил самого якута, укладывал перед возникающими неизвестно откуда машинами. А якут смеялся, и умирать не хотел (или не мог?) и, даже после того, как по нему проезжала машина, - ВСТАВАЛ.

    Василь скрипел зубами, прокусывал губы, стонал…и всё начиналось по кругу.

    Словно вил в его мозгу гнездо кто-то тайный, накручивал картинку, как веточку: и еще раз, и еще раз. Чтобы поселиться навечно. И видел Василь несколько раз ТОГО, кто склонился над странником. Но не лицо…в лицо посмотреть боялся. Темна тундра…

    Ползли картинки по извилинам Васиного мозга, скручивались, наслаивались, заполняли все щелочки – и куда не поверни, везде они. Хочешь не хочешь, а посмотришь. Хочешь не хочешь, а подойдешь, откинешь капюшон…И знает спящий, чье лицо там будет, да знать не хочет.

    Якут опустил голову на Васину грудь. Так они и проспали всю дорогу, обнявшись…

    ***

    Юрка потряс Василя за плечо:

    - Вставай, друг, приехал.

    Якута в кабине уже не было. Старший не спросил, Юрка сам объяснил:

    - Первый проснулся, раньше и выскочил. Чтоб ты ему грудак не прозвонил, я думаю…

    - А ты поменьше думай…- и закашлялся: «Значит, не сон. Рассказать?…предупредить?».

    - Ты чего такой чумной вчера был?

    Хотел сказать Василь, что не его дело, да промолчал. Не открыл, что на трассе видел, что почувствовал, что понял.

    А к вечеру резко прыгнула температура. Двусторонняя пневмония. С того света доктора вытаскивали… После лечения  уехал Василь Петрович домой, на Украину. Даже с Юркой не попрощался.

    Галя простила. И началась у Василя новая жизнь. Только иногда вспомнится, не любит он о Севере говорить и анекдотов про глупых чукчей не любит. Сморщится, скажет сквозь зубы: «Н-да…» и сплюнет. А потом присматривается: неужто кровь в слюне?…нет, почудилось…что искал?…что нашел?…

    Приходит к нему во сне ТОТ. Отворачивается Василь, дергается, не хочет под капюшон заглядывать; крутится, все простыни собьет. Слышится ему голос, дальний, тихий, с присвистом:

    «А-ы-ы-ы…меня еще никто не обманул…»

   И не знает Василь, что может спокойно спать, не его черед, не ему было. А наказывают его снами, потому что полез, куда не звали. Спал бы крепче.

    Им Юрка был нужен. Молодой, сильный, красивый.

    Теперь на кладбище отдыхает. Не знает об этом Василь. Ничего не знает о несчастном случае. Говорят, замерз Юрка. А напарника отходили.

    Только клянется напарник, что видел его в тундре. Станет на трассе и…

    Да кто ему, алкоголику со стажем, спустя четверть века поверит? Сочиняет, наверное. Говорит, что тундра себя так кормит. Пришельцами. Своих не трогает, от них вреда нет...

***

Здравствуйте, Криттер!

Афоризм мой.
Первый вариант рассказа был написан как шутка в чистом виде.

Ну а ход мыслей...смеяться право не грешно, над тем, что кажется смешно...не грешно-то не грешно да как бы боком не вылезло...а иногда мы боимся, а потом сами над своими страхами смеемся...и так бывает...как это всё сложно...как на самом деле разобраться: смешно или страшно? Ведь и то, и другое - реакции на нестандарстную ситуацию, последствия которой мы не всегда можем предсказать...

Но дело не в этом. Можно рассказ на сайт помещать? Что СВЕЖИЙ  ГЛАЗ говорит? Или поисправлять ляпы?

С уважением, Имма.

***