Цвет папоротника
Тихая ночь, в лесу все словно замерло. Легким шелестом отдавалась трава под ногами, изредка хрустела случайная палка. Наверху, над хмурыми шапками сосен, виднелась луна и яркие звезды, местами заслоненные облаками. Я остановился, пораженный красотой неба, но Настя схватила меня за руку. Теперь и я услышал невнятный шепот, откуда-то из глубины чащи. Медленнее, мы двинулись на звуки шепота. Через некоторое время мы вышли на небольшую поляну. На поляне рос папоротник и цвели невиданной красоты цветы, словно светившиеся изнутри. Настя сорвала один, поднесла к глазам – «Да это же Иван-да-Марья! Загадывай желание!». Я  как-то смутился, но загадал про себя желание. Мы стали осматривать поляну но ничего интересного больше не нашли. Тут шепот вновь послышался, и мы пошли на него. Не хотелось уходить с поляны, но что-то звало дальше. Мы осторожно двинулись вглубь чащи. Несмотря на густой лес, идти было не очень сложно, луна все так же светила в небе. Настя смело шла рядом со мной, ее не пугала ни ночь ни лес. Светлые волосы падали по плечам, на голове ее был венок. В остальном мы были одеты примерно одинаково – ботинки, джинсы, майка и легкая куртка. Мы шли быстро, но максимально осторожно – шепот становился все громче, но нам не хотелось потерять его. Поглядывая под ноги, мы вышли к небольшому озеру.  Над ним висел белый туман, ни единого дуновенья ветра. Серебряная дорожка от луны сияла на спокойной глади воды. Кроны деревьев едва слышно перешептывались, весь лес был прекрасен. Звезды отражались в воде, озеро словно стало небом. Настя остановилась, пораженная красотой увиденного. Я тоже был захвачен великолепием природы. Светлячки летали в воздухе, невесть откуда взявшиеся птицы летали между деревьев. В озеро впадала небольшая речка, на берегу которой  мы и стояли.
Вдруг из воды появилась чья-то голова. Спутанные и длинные волосы обрамляли довольно красивое лицо с немного зеленоватой кожей. Луна отсвечивала в темно-зеленых глазах. В волосах были запутанные лилии и ирис. Ее голос был очень мелодичным:
- Молодец добрый, иди ко мне купаться, ночь-то темная, вода-то теплая. 
Я как-то растерялся, но Настя быстро ответила – «Нет уж. Ты и так какая-то странная – купаешься здесь среди ночи, одна. Не хотим мы купаться в такой холодной воде, да и с тобой». Видимо не только я заметил, что незнакомка довольно красивая. Тут она лукаво улыбнулась:
- Мне так скучно одной. Давайте так. Если ты узнаешь, где я, среди моих подружек, скажу, где цветок папоротника. Если не угадаешь, то я ее вот,  - показывая на Настю, - утащу к себе в подружки, купаться с ней буду.
- Нет, мы так не согласны! – тут уже я очнулся от ступора, вызванного странной гостьей.
Вдруг сзади, в лесу, раздался страшный рык, я оглянулся на него, когда вдруг Настя закричала. Я бросился к ней и увидел, что русалка уже утащила ее и только круги на воде говорят о том, что здесь вообще кто-то был. Я бросился в воду за ней, хвост русалки блестел в воде и я ориентировался по нему, но омут был глубоким, а воздух закончился. Всплывал и нырял несколько раз, но безрезультатно. Когда я всплыл в очередной раз, я обнаружил, что уплыл от того места, где нырял, довольно далеко, а еще что луна скрылась за облаками и стало совсем темно. Я поплыл в одну сторону, в другую, но в темноте было не разобрать. От холода стало сводить мышцы и я стал плыть наугад. Каждое движение давалось с трудом, в глазах темнело, но я этого не замечал – и так везде было темно. Наконец я увидел берег, до него было не так далеко. Из последних сил я доплыл до него и взобрался на крутой склон.
Мокрая одежда прилипла к телу, я снял куртку и майку и сел, думая о том, как же такое вообще могло произойти. Так ведь все классно начиналось. Мы пошли гулять, потом Настя предложила поискать цветок папоротника. И вот Настю утащила какая-то русалка, я заблудился и промок. Как такое вообще реально, не пойму. Я никогда не плакал, не стал и сейчас, но был огорчен, как никогда. Так бы я и предавался грустным раздумьям и душевным мукам, если бы из воды не появился старичок. С синей кожей и хвостом он напоминал русалку. Он выплыл близко к берегу и теперь смотрел на меня, прическа на его голове, полагаю, удивила бы любого парикмахера – в ней торчала тина, лилии и на всем этом был венок из водных трав. Лицо было заросшим, с бородой, которую тот постоянно почесывал.
- Здравствуй, добрый молодец! Не к доброму часу ты явился в лес, но к доброй луне пришел к моему озеру. Люб ты моей доченьке, и мне люб, врать не буду. А девица красная, что с тобою была, под водой, в омуте моем. Коли хочешь, чтобы свободна была – становись мне зятем, а дочери моей мужем.
- А ты, стало быть, водяной? А если не соглашусь?
- Дело-то хозяйское. Ежели откажешься – не видать тебе суженой до конца дней своих. Времени тебе до рассвету решать – ты ли в омуте жить будешь, али твоя голубка.
С этими словами водяной плеснул хвостом и исчез в бездне омута, я же, движимый раздумьями, направился в лес. Без Насти идти было сложно, одиноко. Очень некстати подул легкий ветерок, сразу отдавшийся холодом по всему телу. Куртку с майкой я бросил еще на берегу, о чем вскоре очень пожалел – в воздухе было много комаров, и они так и норовили искусать мокрого и грустного доброго молодца. В попытках найти выход из этой ситуации, я совсем заблудился и брел наугад, и тут опять раздался тот самый рык, который заставил меня оглянуться , но теперь уже очень близко. Теперь я узнал его – не раз видел медведей в зоопарке, которые рычали так же. Душа моя ушла в похолодевшие в мокрых ботинках пятки, и в довершение кошмара рядом, в направлении рыка, послышался треск ломающихся кустов.
Я со всех ног бросился прочь, слыша за спиной звуки бегущего зверя. Дыхание участилось, сердце было готово выскочить из груди. Медведь был все ближе, я бежал как только мог, но он явно был быстрее. Когда он почти догнал меня, я споткнулся о корягу и полетел лицом в прошлогодние листья. Я уже был готов встретить смерть, когда услышал кряхтящий голос: «Кыш отсюда, Миша, малина позже будет, еще не сезон». Я обернулся и увидел громадного бурого медведя в двух шагах от меня. Он смотрел на говорящего. Это был симпатичный мужичок, коренастый и низенький. В одной руке он держал посох, в другой – лукошко, накрытое цветастым платком. В бороде его и волосах запутались веточки, одет он был в какую-то ветошь, старенькую, но чистую. Медведь посмотрел на меня, на мужичка, заревел. Мужичок  осерчал, стал кричать на медведя – «Пошел вон, косолапый! Ишь, чего вздумал, на меня голос поднимать!», а затем ударил его палкой. Осунувшись, медведь стремглав кинулся назад по проломленной тропе. Подойдя ближе, мужичок помог мне встать. Я, - говорит, - дядько-лесовик. Леший, в общем.
Леший привел меня к костру, где я погрелся и высушил джинсы. Дым от костра приятно пах, а тепло грело замерзшее тело. При свете костра я смог лучше рассмотреть лесовика. У него были русые вихры, а то, что я принял за веточки, оказалось шапочкой из коры. Одетый в бесцветную рубаху и штаны, он вызывал в памяти образы старой Руси, а лапти на ногах довершали картину. Откуда-то из-за пазухи, он достал трубочку и стал ее курить, пуская вверх колечки дыма. Лесовик задумчиво глядел в огонь и я не смел его перебивать. Наконец, отведя от пламени глаза, он  протянул мне лукошко с оладьями и предложил поесть. Я с радостью согласился, ведь я не ел с того момента, как мы покинули дачу, то есть уже часов восемь, и поэтому я ужасно проголодался. Пока мы ели, лесовик поведал мне интересную историю о девах-лебедях.
- Дальше по течению от места того, где ты выплыл, есть еще одно озерцо. Вода там проточная, и потому ни водяных, ни русалок там нет, а потому один раз в месяц туда прилетают девы-лебеди искупаться в воде кристальной. Скидывают свои наряды перьевые и плещутся час в воде. Затем надевают крылья свои и вновь павами перекидываются, а с тем улетают в края далекие, мне неведомые. Одна из них – королева лебедей, остальные же подружки ее. К ней подойти никак нельзя, кроме как когда купается она, а перо ее дает возможность крылья за спиной обрести любому, кто добыть его сможет. Но есть тут сложность – пока она купается, подружки бдят за перьями ее. Коли поймают тебя – утащат в царство свое лебединое, станешь лебедем у них и никогда тебе не видать Настеньки своей, суженой. Сумеешь перышко добыть – сможешь свататься к водяному и выплыть из омута бездонного, вместе с любимой. Оплошаешь – вина твоя, я чем смог, тем помог. А напоследок знай – сейчас я тебе помочь решил, но в любую другую ночь заведу тебя в чащу дремучую, медведей напущу и ветры растормошу. Я хранитель леса, а ты здесь чужой. Всегда, но не в эту ночь. Счастья тебе, добрый молодец, и вот тебе мой подарок, владей им с пользой - молвил лесовик и исчез, словно его и не было. Костер все так же горел, лукошко стояло рядом, а на платочке рядом лежал перстенек лазоревый. Не долго думая, я перстенек одел на палец, а платочек сунул в карман. И только потом сообразил, что не спросил у лесовика дороги, но тут перстень нагрелся, словно уголь в костре, я попытался его снять и задел камень. Вдруг посреди поляны, рядом с костром, появился серый волк. Я было испугался, но тут он молвил человеческим голосом, - что надобно, временный хозяин?
- Хочу к озеру лебединому попасть, - Я быстро сообразил, что к чему. Волк подставил спину, и только тогда я оценил, насколько он был огромен.
На Сером я быстро проехал путь до озерца. Как только невдалеке заблестела вода, волк исчез. Так как это произошло внезапно, я довольно ощутимо ударился о земь, и я впредь решил давать более четкие указания своему новому помощнику. Судя по всему, девы-лебеди еще не прилетели, поэтому я спрятался в кустах и стал ждать. Луна взошла высоко, ветерок, поднятый лешим, разогнал облака и стало светло. Вновь вернулось ощущение чуда, в красоте дивного леса. Из-за веток кустарника открывался прекрасный вид. Река, по которой я плыл раньше, из темной в омуте, стала кристально чистой и резво впадала в небольшое озерцо. Дно его просвечивалось луною, камыш рос местами у берега, из его зарослей выплыла выхухоль, ярко видимая при лунном свете. Вдали ухнул филин, каркнула ворона, затем все стихло. Только вода плескалась о берег, да шелестел камыш. Вдруг над деревьями захлопали крылья, и на озеро спустились дикие лебеди невиданной красоты. В темноте ночи они были ослепительно яркими, словно звезды, спустившиеся с небес.  Но вот слетела к ним еще одна лебедь, краше других, стройнее и белее. На голове ее была корона, а каждое перо сияло как бриллиант. Затем скинули они перья свои и стали резвиться в воде чистой. Та, что с короной, оставила свое одеяние ближе всего ко мне. Тихо подкравшись, я дернул из него перо, с крыла лебединого. И как только я сделал это, перо засверкало в моих руках, и стало светло как днем. Бросились ко мне девы-лебеди, решили забрать к себе навеки. Я стал от них отбиваться, но это было дело бесполезное. Стал я лебедем. И тут Королева лебединая, без перьев, в облике людском, подошла ко мне и молвила: «Гой еси молодец честной, что ж бьешься как гусь, коли лебедем стал? Али не люба я тебе?»
Честно сказать, было на что засмотреться – русые косы спадали с плеч, правда мне рассматривать серьезно мешали глаза по обе стороны клюва и шея, очень длинная и неудобная. Но я видел, как ее стройные ноги ступали не касаясь земли, глаза ее были словно две синие бездны Но стоило мне вспомнить Настеньку, как померкло великолепие Царицы, и я ответил – Ты прекрасней всех дев на свете, кроме одной, Настеньки, для нее украл я перо твое, и кроме нее мне ничего не нужно, - тут, решил я, и отправлюсь я в страну лебедей, всю жизнь кричать и биться крыльями. Но королева лебедей обошла меня кругом и говорит, - понравился ты мне, молодец. Коли не было б твоей суженой – стал бы моим женихом, да любишь ты ее, вижу. Если б соврал – забрала бы я к тебе в царство лебединое, а так – ступай к своей Настеньке, счастья тебе, добрый молодец.
Тут обернулся я из лебедя в человека, а стая лебединая с Царицею – исчезли, будто их и не было. Только перышко осталось в руках моих, белое да простое, лебединое. Не скажешь с виду даже, что волшебное. Сунув перышко за пазуху, я потер колечко, но волк появляться не спешил. Ну – не хочет, как хочет – решил я и твердо зашагал к себе на свадьбу, к водяному. Меня уже порядком стала забавлять вся эта сказочная атмосфера, я даже припомнил что-то про царевну-лягушку, в сказке, что в детстве читал. Но, оглянувшись, я обнаружил, что лягушки здесь вполне обыкновенные. Как то странно было – когда я был с лесовиком или лебедями – был как сказочный герой, а теперь один бреду по лесу – вполне себе обычный парень, да и комары опять принялись за свой поздний ужин.
Идти пришлось долго, и я уже тысячу раз пожалел о том, что бросил майку с курткой у озера. Комары искусали меня всего, я оцарапался о ветки и вообще как-то упал духом. Вся сказочность ситуации мигом сходит на нет, если у вас поцарапана рука, вам холодно и вы изрядно покусаны летающими насекомыми. Вообще, сколько помню – ни в одной сказке героя не мучили комары. Я понимаю, баба Яга или там Кощей бессмертный… но комары – ни разу. Это даже несправедливость какая-то. Мой серый волк из кольца так и не соизволил явиться, хотя должен был, с другой стороны, мне выпала прелесть одному прогуляться по чаще, в которой полно острых веток, ям, медведь даже разгуливает рядом. С каждым шагом мне все больше и больше становилось не по себе. Был конечно вариант попробовать использовать перышко – но кто знает, можно ли воспользоваться им еще раз? В сказках, например, предметы были одноразовыми – гребешок, платок, кольцо. А ведь у меня есть кольцо и платок. Кольцо конечно не сгодится – во-первых не ясно, будет ли толк, во-вторых вдруг мне удастся выманить волка наружу, тогда он бы мне больше пригодился, а вот платок можно попробовать. Я достал из-за пазухи платок лесовика, и тщательно его осмотрел. Белый платок, с вышивкой по углам и цветами посреди. Что с ним делать, дядька-лесовик не сказал, что ж, попробуем, как в сказке. Я махнул в сторону, сказав – «Платочек, выведи меня к Настеньке!». Но ничего не произошло. Сидевшая на пеньке лягушка с сомнением посмотрела на меня и квакнула. Я сосредоточился и махнул платочком еще раз, на этот раз просто подумав, чего хочу. Но платочек оставался нем к моим мольбам. Видимо, все волшебство покинуло меня. Сетуя на свои невзгоды, я стал поносить платочек и ленивого волка на чем свет стоит. Вдруг, абсолютно без всяких причин, с дуба спрыгивает старичок. В шляпе такой странной и палкой в руке. Спрыгивая, он не удержал равновесия, и вдруг рухнул о земь. Впрочем, вскоре он встал, а я с изумлением стал его разглядывать. Борода длинная, глаза странные. Весь такой худенький, а на палку филин сел. Я сразу перестал кричать, а он мне говорит, - ты чего, молодец, шумишь, лес будишь. Али стряслось что? Рассказывай, да даром времени не теряй!
Я от такого внезапного появления опешил, но вскоре поведал Ведуну свою историю. Тот перестал сердиться, а нахмурил седые брови и задумывался. Филин на его палке, казалось, тоже о чем-то думал. Через некоторое время он сказал – «попасть к водяному легко, назад выбраться трудно. Как попадешь к нему, от еды отказывайся, скажи Ведун велел не есть до женитьбы, чтобы дети были краше. Он меня послушает. А дорогу тебе покажет филин. Он же и мне расскажет, коли выберешься». С этими словами ведун исчез, как и многие другие сказочные персонажи до него, а филин, ухая, полетел вперед, да так, что я еле поспешал за ним. Не прошло и получаса, как я вышел к тому самому месту, где повстречали мы с Настей русалку. Филин куда-то улетел, и я остался один. Постояв на берегу немного, я стал звать, - Русалка! Водяной! Зять и жених пришел!
На зов мгновенно выплыли две мокрые головы, словно ждали меня. Они стали махать руками, чтобы я плыл к ним. Пораздумав чуток, я решил – была не была, утоплюсь так и ладно. Разбежавшись, нырнул я в пучину бездонную омута темного. Вода была холодная, а тем холоднее, чем глубже.
Я плыл вместе с Русалкой и Водяным, и вскоре понял, что у меня не заканчивается воздух. Потому что он мне вообще теперь не нужен. Когда мы спустились на самое дно омута, я  увидел впереди подводную пещеру больших размеров, а в ней невиданной красоты дворец. Это был дворец Водяного. Свет с поверхности уже не доходил сюда, вниз, но это и не нужно было – везде плавали маленькие огоньки, похожие на ежиков, но разноцветные и пушистые. Возле дворца цвел подводный сад, дорожки были вымощены хрустальными кирпичами. Огоньки освещали все вокруг, вдали был виден гигантский лес из ковыля. Вокруг сновали рыбы, разных цветов и размеров. На дне росли цветы подводные и лежали камни самоцветные.
Возле дворца стояла стража – два водяных, с копьями в руках. По знаку Водяного, что был с нами, они открыли ворота. Вот оно что, тесть мой будущий, стало быть, царь речной. Проследовав между охранников, мы проплыли во дворец. Там было ярко, как днем – сияли стены, сиял потолок. Сам дворец был необъятен – видно пещера вместе с ним уходила далеко вглубь леса. Вода во дворце была теплее, плыть стало приятнее. Я попросил позволения увидеть Настюшу. Меня повели через длинные коридоры, извилистые и разветвленные, но все же великолепные – все блестело, кругом были гравировки рыб, русалок и водяных. Пол ничем не отличался от стен, и мы временами то спускались вниз через проемы в полу, то поднимались через окна в потолке. Наконец я попал в комнату без окон, где и лежала Настя. Она была румяна, но не дышала. Еще бы, вокруг одна вода, а возможность плавать как русалка Водяной ей не дал. Я подплыл к ней, потеребил ее прекрасные волосы. Нет, я не мог этого выдержать. Но лишь я попытался поднять ее, как меня грубо оттолкнули мои конвоиры. В руках у них были копья и выглядели они сурово. Я попытался проплыть между ними, но получил древком по голове. Не верьте, если вам скажут, что удары в воде менее болезненны – по-моему это совсем не так. Схватившись за древко, которым меня били, ногами я ударил в лицо бьющему. Кто с копьем придет, от копья и… Тут его напарник саданул меня кулаком по голове. Мой мозг, не выдержав двух ударов подряд, отключился.
Очнулся я уже в темнице. Пустая комната, с одним маленьким зарешеченным окном и почти такой же маленькой, но прочной дверью. Обстановка в общем очень мрачная – каменные пол, стены и потолок, дверь обита железом. Наверное когда-то в средневековье были такие тюрьмы. Единственным предметом мебели оказалась койка на цепях, на которой я и лежал, прикованный за ноги к кольцу в стене. Кажется, я начал понимать, почему мужчины обычно опасаются брака. В воду темницы были тина, грязь, так же было очень холодно. Доверие я явно потерял, а Настя так и осталась в конце этого подводного лабиринта. Очень хотелось придумать какую-то гениальную идею, но голова болела так, как обычно она болит после пары сильных ударов по ней. Я поднялся, попытался дотянуться до двери, но цепи дернулись и я, описав дугу, чуть не ударился головой в третий раз. Отомкнуть навесной замок было нечем, выдернуть кольцо из стены тоже не представлялось возможным. Надвигалось какое-то чувство безысходности, как в лесу. Но тогда появился леший, который спас меня, и вообще все было как в сказке. Разве что попробовать вызвать Волка, он мне один раз уже помог, а в сказках вроде по три раза помогали, а потом лучшими друзьями становились. Правда пока что я лишь хотел придушить этого ленивого Волка, который уже два раза не появлялся. Но, с другой стороны, Волк оставался моей последней надеждой. Я поднял руки, к счастью их мне сковывать не стали и посмотрел на перстень. Серебряный, в форме змеи, оплетающей темно синий камень. Дрожащим пальцем я потер его. На секунду мне даже показалось, что камень засветился, но нет, все тщетно. Я откинулся спиной на стену и прикрыл глаза. Будь что будет, но я должен спасти Настю – ведь это моя была идея пойти в лес на прогулку. Было весело, солнце еще не село. А потом я предложил поискать цветок папоротника – в эту ночь, по легендам древних славян, он распускается всего на одну ночь. И тому кто его увидит, будет счастье на всю жизнь, а желание его в тот момент исполнится. Цветок мы так и не нашли – даже и не знали, как он выглядит. Настя немного разбиралась в цветах, но цветы папоротника не существуют в природе. Но так же как русалок и леших, и темниц подводных и водяных, значит, и цветок есть. Мои размышления прервал скрип открывающейся двери. Медленно она открылась, и в камеру вплыли мои знакомые водяные с копьями, правда теперь у одного в руках было блюдо с едой. Когда я отказался, сначала они разозлились, но когда я сказал про ведуна, пошептались друг с другом и ушли, еду оставив на полу, это были какие-то странные фрукты, в жизни таких не видывал. Но ведун строго наказал – не есть, и хотя голод я чувствовал, и довольно сильный, к ним я не стал притрагиваться. За окном проплывали рыбы, время шло. Наверное, было уже около трех часов ночи, и глаза слипались, я почти задремал. Но мне разбудил шепот из-за двери:
- Эй, ты, добрый молодец, спишь? А не до сна должно быть тебе – любимую твою Водяной отдал Бабе Яге , чтобы голову себе не морочил дурью всякой, а та ее на гору лысую увела, сей ночью шабаш будет. Если поспешишь – успеешь еще к сроку. Вот тебе меч, им оковы разобьешь, с пером своим выплывешь наверх, а там что будет – тебе решать.
Сквозь прутья решетки тонкие зеленоватые пальцы просунули ножны с мечом. Медленно меч опустился на дно. Подплыв к нему на всю длину короткой цепи, я смог ухватиться за кончик рукояти. Меч был довольно длинным, и, как и ножны, блестящим и украшенным камнями. Когда я его взял в руки, оказалось, что он еще и довольно тяжелый. Вытащив его из ножен, я попытался придумать разумный способ разбивания цепей толщиной в палец мечом под водой, но не смог. Тогда я, от абсурдности ситуации и переизбытка эмоций, стукнул лезвием по цепям, как-то даже и не надеясь на положительный результат сего бессмысленного действия. Что удивительно, меч разрезал их легко, словно масло. В недоумении я посмотрел на срез цепи – гладкий, чуть ли не зеркальный, я бы и пилой так не отрезал. Через минуту с оковами было покончено, я оказался на воле. Через пару секунд оказалось, что двери меч тоже вполне рубит, в щепки. Остатки двери медленно всплывали, когда как я выплыл из своей темницы, и увидел свою спасительницу. Некогда веселая и игривая, сейчас она была печальная и, наверное, плакала, но в воде этого не было видно. Когда я попытался подплыть к ней, она отвернулась, сказав – Иди, скорее. Обо мне не думай.
Когда я всплывал, я видел внизу ее глаза, они смотрели на меня зелеными изумрудами печали. После того, как я достал из-за уха перышко, неведомая мне сила вытолкнула меня на поверхность воды, и дальше, ввысь, над лесом, еще спящим. Луна стала невероятно большой, и красной. Крылья за спиной били по воздуху, вознося меня выше и выше к звездам. Впрочем, звезд почти не было видно – облака заволокли небо до горизонта. Я очень быстро заметил гору вдалеке – Высокий холм, без всяких признаков растительности на нем. Над холмом, точнее, над Лысой горой, кружились птицы, на самой горе горел огромный костер. Я устремился на свет, словно мотылек к лампе. Ветер свистел в ушах, от полета меня стало немного укачивать. Вот еще несоответствие реальным сказочным условиям – ну хоть в одной сказке написано, что Ивана на коньке-горбуньке укачивало, ведь скорость под триста километров, а подвеска у крепконогого совсем не как у Феррари? Вот и тут – несоответствие ГОСТУ моего летательного аппарата, так сказать, привело к внезапному исчезновению волшебных крыльев, увеличению крена в левую сторону, а далее – к крушению аппарата-пилота. Зеленая толща леса надвигалась на меня, я же делал только то, что делают все в подобных ситуациях – громко кричал во все горло, попутно наслаждаясь ночным пейзажем. Ветки больно били по лицу, но я кое-как приземлился на елку, по ветвям которой и съехал на землю. Так я, порядком побитый, и лишившись волшебных крыльев, продолжил путь к Лысой горе.
Хоть я, летя на крыльях, успел слегка пообсохнуть, одежда все равно была влажной, и было холодно. И, как назло – никаких леших, и прочей нечисти под руку не попадалось. Так я шел, печально напевая какой-то мотив под нос – определенно сказочный, как же иначе-то?  Наконец, я остановился – передо мной возвышалась Лысая гора. Она и вправду была лысой – ни кустика, ни деревца – только трава, с острыми маленькими листиками – в народе называемая бес-травой. Сама земля была сухой, а подъем крутым. комья земли часто срывались у меня из-под ног, тогда я судорожно хватался руками за неплодородную, но в эти секунды становившейся столь желанной, поверхность Лысой горы. Постепенно я приближался к вершине горы.
Очутившись наверху, я поднял голову над откосом, и тут же убрал ее вниз. На довольно крупном плато на вершине Лысой горы было великое множество ведьм, ведьмаков, упырей и прочей нечисти. Задержав дыхание, я смотрел на это таинство. Посреди, где горел костер, стоял помост, на нем котел, а рядом стояла странная ведьма, одновременно молодо выглядящая, с другой стороны создающая впечатление очень древней, она держала за руку Настю, говоря странные слова и временами подкидывая что-то в котел. Но меня и Настю разделяла толпа упырей – оживших мертвецов, вампиров, ведьм и ведьмаков. Я сдержал порыв сразу броситься к Насте, решив трезво взглянуть на ситуацию – такая толпа, тут даже волшебный меч не справится. Во всяком случае, проверять это у меня особого желания не было, если думать умом, а не чувствами. Но чувства кричали, вопили от ненависти и желания уничтожить в порошок этих грязных существ, посмевших отнять ее, единственную, кому бы я доверил свою жизнь. Кое-как совладав, я стал смотреть на беспорядочную толпу, пытаясь понять смысл происходящего. Та ведьма, рядом я Настей, вопреки всем стереотипам – баба Яга. Это я понял, так как она явно всем заправляла, да и дух древности чувствовался, а про костяную ногу явно придумали завистливые ведьмочки. Она же и является наиболее опасной. Другие, хоть и могут помешать, особого вреда не нанесут, я думаю – меч в той или иной мере, волшебный предмет, и поэтому с ними я таки справлюсь. Но как быть с Ягой? Можно попробовать застать ее врасплох, но для этого нужно обойти Лысую гору, спустившись – и слева и справа были камни, по которым карабкаться в относительной темноте не хотелось. Из размышлений меня вырвала цепкая рука упыря, схватившая за шею. Сама рука была бледной, с отталкивающей синевой. Рот его явно давно не носил зубов, поэтому ухмылка упыря выглядела довольно зловеще, даже не принимая во внимание общую угнетенность ситуации.
Меч достать мне как-то не дали, ведь я его привязал к поясу после падения, и отобрали его сразу. Сказать, что мне было страшно – значит нагло соврать. Во мне было только одно желание – уничтожить недругов во что бы то ни стало. Но связанные руки и кляп во рту мешали мне воплотить мысли в реальность. Кляп мне воткнули, когда я стал громко вопить о том, как мне осточертели эти проклятущие сказки, какая сволочь же эта Яга и прочее. Остановили меня как раз, когда про Ягу начал – точно главная она у них.
Меня подвели в помосту с Ягой, отдав ей в руки меч-кладенец. Как я уже говорил, Яга выглядела вполне симпатично, если оценивать непредвзятым взглядом, но на тот момент, для меня, она была злой, бездушной фурией. Внимательно меня осмотрев, она вновь вернулась к котлу, который варился, как я теперь увидел, на особом, синем огне, возникающем прямо на деревянном помосте, не прожигая его. Зелье в котле было желтого цвета, и постоянно пузырилось. Когда Яга кинула туда очередную веточку, она начала речитативом читать заклинания:
Старый лист кленовый,
Да шалфей луговый,
Слезы три русальи
Да Ивана-марьи
Три цветка, к удаче,
Если кот заплачет.
Горсть цветов малины,
Цвет болотной тины,
Демон мой полночный,
Верный мне и точный,
Правду покажи ты нам,
Не веря смеху и слезам.
Из котла повалили клубы дыма, постоянно меняющего свой цвет, запахло хвоей, и тут меня бросили в котел. Честно сказать, я даже не сразу понял, в чем дело, потому что не было ни ожогов от кипящего зелья, ни удара о стенку котла, ничего, а когда я понял, в чем дело, стало очень страшно, потому что в голове висели строки «Правду покажи ты нам», Словно пульсом отбивались в висках. Я понял, что это испытание, но было очень страшно, что пройти его я не смогу. Никогда не участвовал в магических испытаниях – не знаю даже и почему. И теперь от этого становилось еще страшней. Вокруг было не просто темно – к темноте я уже успел привыкнуть за эту бешеную ночь, и потому я бы разглядел кого угодно в любой тьме, но вокруг действительно не было никого. Потом мне пришло в голову, что, наверное, я падаю. Тут же появился ветер в ушах и я почувствовал стремительное падение. Но тут не было ни елей внизу, ни какого-то ощущения, что все будет хорошо – чувствовалось, что все будет плохо. Страх как бы съедал меня. Холодный пот выступал на лбу, мгновенно высушиваемый сильным потоком воздуха, джинсы трепались на ветру. Сначала я не чувствовал холод, потому что уже почти привык к нему с момента, когда потерял футболку, но как только меня перестало заботить падение – было видно, что если я и упаду, то через недели две точно, ибо пока не было никакого намека на землю, то я стал чувствовать пронизывающий холод. Казалось, я уже превратился в лед, а кровь в жилах течет лишь потому, что еще раньше превратилась в антифриз, чтобы выдерживать температуру до минус сорока градусов. Но и этот страх я отбросил в сторону, справедливо решив, что в пустоте не может быть ни холода, ни ветра. Едва я так подумал, как холод отступил, а внизу показалась земля. Я даже и не успел испугаться, как приземлился на бетонный пол. От моих ног во все стороны поползли трещины, но сам я ничего не почувствовал. Вокруг было что-то, напоминающее заброшенную стройплощадку. И верно, я стал присматриваться – заметил брошенную кем-то каску, ржавый экскаватор. Сама площадка обзавелась ржавым баскетбольным кольцом без сетки, прикрученным не менее ржавой проволокой к недостроенной стене дома.  Посреди площадки появился старый пень, из сосны или кедра. Все, на что я обращал внимание, начинало обрастать деталями – как во сне.
Тут с крыши ближайшего здания  спрыгнул оборотень. Выглядел он как человек, но летел с крыши по-волчьи, грациозно, перевернувшись в воздухе. Коснувшись земли, он перекатился и встал, глядя на меня. На вид он был очень молод, но я уже научился не судить о людях, и не только людях, по внешнему виду – молодая баба Яга в тысячи полторы лет возрастом кого угодно научит не делать опрометчивых предположений. Но этот оборотень и вправду выглядел очень молодо, едва ли старше меня – то есть около шестнадцати лет. Серебристые, словно седые волосы, развевались на ветру, холодный взгляд словно пронзал меня насквозь. Расстояние между нами было не столь уж велико, но я не думал, что преодолеть его можно в два прыжка. Между нами оказался лишь пень, коряво расставивший руки-корни, и, когда я прыгнул в сторону, парень рыбкой прыгнул к пеньку, держа в руках что-то блестящее, а после перевернулся через себя, в полете меняя человеческое обличие на более страшное, но и куда более привычное для него.
Мимо меня с большой скоростью кубарем пролетел волк. Чем больше я на него смотрел – тем более страшно мне становилось.  Животное, или, не совсем животное, смотрело на меня, выжидая. Я тоже ждал его действий – бежать было бы глупо, нападать без оружия – еще глупей. Наконец волк сделал выбор. Массивная туша распласталась в коротком полете, клыки нацелились на мою шею. Я пригнулся и перекатился в сторону. По бетонному полу довольно больно кататься, мелькнуло в мозгу. Волк уже приземлился, глаза светились яростью. Я судорожно оглядывался, когда как он готовился к новому прыжку. Время словно стало течь медленнее. И вот я заметил то, что искал – в пне, через который кувыркался оборотень, торчал довольно длинный нож с серебряной ручкой в форме головы волка. Метнувшись к ножу, я выдернул его из дерева. Тем временем волк подкрался ко мне сбоку и собирался кинуться на меня, и я едва не остался с прокушенной шеей. Но тело судорожно среагировало – меня бросило назад, а рука с ножом оказалось выставленной предо мной, с обращенным в сторону оборотня лезвием. Животное взвыло, тяжело опустившись на пол. Крови не было ни на ноже, ни на теле, но было ясно – он умирает. Глаза оборотня потускнели, а вместе с ними потускнел и весь мир вокруг. Я вновь оказался на Лысой горе.
Первое, что я увидел, это было лицо Насти. Со слезами на глазах, она держала меня на коленях. Каково же было облегчение в ее глазах, когда она увидела, что я очнулся. Немного придя в себя, я осмотрелся. В общем – ситуация не изменилась, только теперь я не был связан. Рядом стояла баба Яга, лукаво улыбаясь. Когда я встал, она сказала, - Ну что ж, испытание ты выдержал. Иди на восток, до речки, а там и цветок папоротника будет. Бог тебе в помощь, добрый молодец!
До реки мы добрались только к рассвету, и цветка никакого найти не смогли. Уставшие, но радостные, мы вышли на проселочную дорогу. Солнце уже показалось над крышами, когда мы вернулись домой. Там нас встретила старшая сестра Насти, всем своим видом давая понять – знаю я, что и где вы делали. Затем она похвасталась букетом из цветов, говорит, - Двенадцать трав, из них Иван да Марья, фиолетовые с желтым, и подорожник. Видать, счастье будет.
Я даже и не понял в чем дело, но Настя полезла в карман за сорванным цветком Иван да Марьи, но вместо этого нашла только веточку папоротника. Должен сказать, в травах она была почти настолько же несильна, как и я. Но в ту минуту мы лишь смотрели друг другу в глаза, зная, что загадал другой в ту ночь на поляне, в лесу.