Я люблю зиму. Люблю ночь и вьюгу. Это волчье время, но я не волк, я ненавижу волчьих – их трусливую манеру нападать со спины их подлые стайные приемы. Я не намерен придерживаться какой бы то ни было иерархии. Я сам себе господин и власть над чужими душами мне не нужна. Я кот по натуре. Дикий, безумный злой кот. А кот всегда сам решает: биться или охотиться идти или стоять, он умрет, но умрет свободным, кот не признает над собой власть.
Кругом ночь, темная, зимняя сибирская ночь. Острые снежинки, поднимаемые ураганным ветром, колючим кулаком наотмашь бьют по лицу. Лишь мутный свет одиноких фонарей с трудом пробивает марево пурги.
Воздух холодный и наполненный мельчайшей ледяной крошкой с силой врывается в нос и рот, словно холод – живой зверь. Живой и очень голодный, он чувствует мое тепло. И он стремится его сожрать.
Зимняя неуемная свежесть пьянит меня, словно водка. Я пью ночной морозный ветер взахлеб, и его безумство ураганом проносится у меня в голове. Я слышу в натужном вое ветра вызов. Вызов стихии холода и неизвестности - той силы, что извечно противостояла живому. Но я слышу в ней и что-то родственное, это сила стихии, одинокий в своей неистовой ярости, вызов.
Где-то в сердце зарождается пока далекий, но грозный грохот боевых барабанов, а мозг охватывает безумная эйфория предвкушения битвы.
Хриплый хохот с трудом вырывается из закоченелой челюсти. Хрен тебе, зверюга-холод, не возьмешь, ни ночь, ни ветер тебе не помощник!
Под нарастающий хохот скидываю куртку, кофту, рубашку. Ледяной ветер обжигает кожу, а разогнанные снежинки как град камней волнами обрушаются на голую кожу. Где-то далеко разум, загнанный в темные казематы подсознания выносит свой вердикт – шиза.
Конечно шиза, с его колокольни только так можно объяснить то, что сейчас происходит. Он знает, что потом тело заболеет, и это повлечет массу неприятностей, он опасается, что вещи под шумок «тизнут», хотя людей то вроде кругом и нет, но мало ли, и тогда не в чем будет ходить. Еще он вдруг вспомнил, что район-то не мой, и вообще, будь его воля, он бы давно был бы дома в тепле у зомбоящика.
Однако зверя, что сейчас у руля, это не интересует. Раскалив мотор докрасна, он несется навстречу своему врагу. Он знает своего противника ни одну тысячу лет. Все его приемы холод, тьму, неизвестность, подлые удары шквального ветра, на все это у него есть одно оружие ярость и сила жизни. Как хилый росток взламывает асфальт, как лишайник карабкается по обнаженным скалам, или как живая река кочующих буйволов, эта древняя сила преодолевает любую оборону врага и в любом уголке, в любых условиях появляется жизнь.
Удивительно как эти титанические силы сейчас столкнулись во мне – сила жизни – изнутри и смерти с наружи, порождая колоссальное напряжение эмоций и тела.
Нет, я не чувствую холода и боли от острых снежинок. Я чувствую в своей душе пробуждение чего-то очень древнего и сильного. Чего-то или кого-то древней самого человечества, и это уже не генная память, но память душ.
этот древний войдя в мою душу, наполняет меня нечеловеческой силой.
- Морана!- Хрипло кричу я в воющую снежную тьму. В глотке клокочущий смех возрождающегося бога.
Конечно, беснующаяся тьма молчит. Но, где-то там костлявая старуха знает, что он снова возРОДился, вечно молодой бог – Ярило.